Получив от генерала мудрое напутствие (чего раскис? вперёд! действуй! решай!) полковник бросился к музыкантам. Их непременно нужно было задержать. Сейчас и срочно. Никаких отпусков (он теперь врио командира)!
Полковник влетел в оркестровый класс. Запыхавшийся и вспотевший, лицо красное… Остановившись в центре комнаты, она удивительно пустой была, кроме срочников и дирижёра. Срочники чуть со стульев не попадали, стоя на них, окна тряпками протирали, а дирижёр авторучку из рук выпустил, он за столом сбоку сидел, ошарашено на вторжение повернулись.
Оглядываясь, Ульяшов перевёл дух, в классе шла влажная приборка, спросил:
– А где остальные? – Он видимо имел в виду музыкантов.
Срочники и лейтенант (он поднялся со стула, вытянулся), смотрели на полковника с удивлением, срочники даже с грустью.
– Как где, в отпуске… Кто где… Уже! – вымолвил лейтенант. – С утра.
– Почему?
Вопрос был непросто неожиданным, был глупым, недостойным полковника, переглянувшись, отметили срочники, но в нём мог скрываться драматический для них подтекст: они ведь тоже, некоторые, должны были поехать в краткосрочный отпуск (десять дней не считая дороги).
– Приказ потому что… – всё ещё не понимая смысла вопроса, как и самого появления полковника, сообщил лейтенант, и добавил вообще что-то гражданское. – Тю-тю уже… отдыхают. – Тю-тю прозвучало как модуляция, без иронии, без издёвки, как народное выражение.
Ульяшов на модуляции и споткнулся, вспыхнул.
– Как это тю-тю, понимаешь, почему тю-тю, а работать кто за них будет, со мной в смысле, а? Двадцать девять дней осталось, товарищ дирижёр, понимаешь, двадцать девять. А завтра уже двадцать восемь! Понимаете, двадцать восемь!! Считай двадцать семь!
Дирижёр, естественно, такую арифметику не понимал, он так и сказал:
– Не понял, какие двадцать восемь, почему двадцать восемь… У нас сорок пять суток, вроде… И у меня… у всех…
– Какие сорок пять, Фомичёв? Ты с ума сошёл Уже почти двадцать восемь. Понимаешь? Двадцать восемь! И ни часа больше. Времени нет, нет времени. Нужно работать, работать и работать…
Дирижёр ничего не понимал, был сбит с толку, как и его музыканты-срочники, которым «сильно повезло» присутствовать при разговоре двух начальников, мяли в руках мокрые тряпки, переступали с ноги на ногу. Как и лейтенант, зеркально шмыгали носами,
– Где работать, что работать, товарищ по… полковник? – растерявшись, переспросил лейтенант. – Вы про физическую силу? Музыкантам-срочникам тяжёлое