Саша скомандовал:
– К столу! – и мы не торопясь стали приближаться к залу.
Папа зашёл в клозет по нужде, но ему неожиданно сделалось плохо. Он успел что-то крикнуть и упал, открыв телом дверь.
Саша и я подбежали к отцу.
Мой брат перевернул папу на спину и как можно спокойнее попросил меня:
– Лёша, принеси со стола железную ложку, а сам побудь у соседей. Нечего тебе здесь смотреть.
Я выполнил просьбу брата и, уходя, заметил как по Сашиному лицу стекают слёзы беспомощности. Мне всё стало понятно.
Папа умер!
25
Когда два здоровых бугая в медицинских халатах выносили папино тело, я сидел возле лифтов на полу, оперевшись спиной на тёплую, лестничную батарею, и плакал.
Мне вдруг вспомнился один случай…
Мы тогда жили в «коммуналке» на Садовой, а я даже не ходил в школу.
Папа пришёл с работы перед самым моим приготовлением ко сну и мама, вспылив, сказала ему:
– Опять нажрался?! Да когда ж это кончится?
Отец, как обычно, отбрехался. Но в этот раз маму не удовлетворил ответ мужа и она решила закатить истерику, за что тут же получила сильную пощёчину.
Из маминых глаз потекли слёзы, а из уст ужасные слова:
– Чтоб ты сдох!
– Я сдохну в такой день, который ты запомнишь на всю свою оставшуюся жизнь! – высокомерно, с улыбкой на лице парировал папа и отправился спать.
…«Более запоминающегося дня вряд ли можно придумать!» – подумал я.
26
Какие бы ссоры не происходили между родителями, было видно, что мама очень сильно любит папу. Её любовь проявлялась в заботе о нём.
Только мама была в состоянии обрабатывать многочисленные гнойные язвы на папином теле, говоря при этом какие-то ласково-нежные речи.
Только мама могла подобрать нужные слова, когда папа от своей безысходности начинал плакать, наблюдая как хрупкая жена, надрываясь, купает его огромное тело, расплывшееся по всей ванне.
Мама говорила с огромной любовью:
– Серёженька, милый! У нас всё будет хорошо. Не нужно отчаиваться. Я с тобой. С тобой Саша и Лёша. Нужно держаться, родной!
И папа держался. А в знак благодарности, превознемогая страшную боль, танцевал. От вида, как каждая жировая прослойка папиного сто шестидесяти килограммового тела сотрясается под музыку, мама смеялась до слёз.
А на похоронах мама так искренне, и так скромно плакала, как может плакать только по-настоящему любящий человек, не желающий жалости со стороны людей, собравшихся на траурной процессии. Маме приносили соболезнования, но она, казалось, не слышала их, не веря в смерть родного,