Вот все эти неясности угнетали её, а к концу и вовсе усилились так, что привязавшийся некстати к левой её крутой брови нервный тик сливался порой с бесконечным стуком вагонных колёс, заставляя чаще биться сердце, и, чем меньше оставалось до финала авантюрной поездки, тем злее начинала мучить её бессонница, хотя и укрывала она плотней плотного окошко занавесками.
Приметила неладное помалкивающая до поры до времени Аглая, ночью беззаботно храпящая, а днём прилипавшая носом к стеклу и деланно ахавшая на местные прелести. После того как промелькнул Бахчисарай[9], ушлая подружка не выдержала, метнула на неё острый взгляд:
– Что с тобой, Марго? Испугалась?
– Сама не знаю…
– Передумала?
– Что?
– Не поздно ли?
– Не боись за меня, подруга, – оторвавшись от своих мыслей, спохватилась Серафима. – Назад ходу нет.
– Гляди, – рассудила та по-своему и, нагнувшись к зеркальцу, что не выпускала из рук, подправила выбившийся белокурый локон. – Ханский дворец только что проехали, а сосед наш по купе, Никанор Иванович, знаешь что вчерась калякал про султана тутошнего?
– Слушай больше своего грымзу! – презрительно хмыкнула Серафима. – Не совратил ещё с собой в санаторий?
Она не одобряла фривольного романчика, который проворная подруга успела завести с пожилым ловеласом, ехавшим в соседнем купе.
– Заарканит тебя обещаниями поклонник, – Серафима шутливо ткнула пальцем в пышную грудь подруги. – Не устоишь. Султана-то из какой сказки приплёл? Смотри у меня, Глашка! Про Екатерину тебе зубоскалил? Как хан Гирей, не соблазнив нашу императрицу, своим невольницам головы рубил за то, что ублажить его не могли?
– Подслушивала! Как есть подслушивала! – ахнула подружка и, отвернувшись, напыжилась,