Вечером четвертого дня послы, оставивши постоялый двор, где поселились на время оно, ускорили шаг. Миновав своеобразный фейс-контроль (дырочки в воротах располагались на разной высоте), они были препровождены в зал для приема почетных гостей. Убранство помещения красноречиво свидетельствовало, что хозяйка в доме есть и с определенным достатком.
– Однако, до хором отечественных поп-звезд не дотягивает, – Петрович огляделся в поисках урны, либо пепельницы. – Наши-то побогаче будут, – с гордостью произнес он, вспоминая воскресную передачу «Гвозди в стене звезды» или вроде того.
Не найдя ни того, ни другого, он приклеил жевательную резинку к спинке стоящего в нише трона, оказавшегося туалетным стулом. Филон с любопытством рассматривал настенную живопись, что язычеством своим давала фору немецким не построенным тогда еще студиям для взрослых. Ранение его – из тех, что ни сам не узришь, ни другим не покажешь – давало о себе знать, но за три дня бюллетеня монаху изрядно полегчало. От наложенных едких мазей теперь более горело снаружи, чем ныло внутри.
– Язычники! Я, конечно, не клерикал (слово не нравилось Филону, но как-то само собой вырвалось – будем считать, от стресса).Да ничего – не такие крепости брали! Помню, еще при советской власти довелось мне в Интуристе белл-боем подрабатывать. Раз прилетела делегация дружественных тибетских монахов, – Петрович стоял как завороженный, разглядывая особо фрагмент с находчиво примененной дудкой, – кои все на одно лицо, – продолжал бодро монах, поглаживая нательный крест, которому предстояло укрепить изрядно пошатнувшийся дух. —Багажа – один громадный казан. На тележку не помещается, в лифт не входит. Что ты будешь делать?.. Пришлось обложить картоном и закатывать по мраморным лестницам аж на тринадцатый этаж. Думал, рожу от усилий. Только закатил, руководитель группы, из наших, гэбист, говорит: «Сейчас в Лосиноостровский парк поедем, рис варить.» Они, мол, ничего другого не едят. Я ему: «А ты раньше сказать не мог? Хотя бы на седьмом этаже?» А он мне: «Не мог. Ждал указания из Центра.» Ну я и…
Из потайной комнаты за гостями оценивающе наблюдали Коллидора и Нефтис.
– Который в рясе – мой. И не спорь!
Нефтис этого ожидала, зная: жрецы – конек ее ветреной подруги. Коллидора искренне полагала, что интрижки с храмовыми служителями укрепляют не только тело, но и дух. «А там и до небесных сфер рукой подать» – приговаривала дама, отправляя очередного любовника из шитой васильками постели в Аид. Именно благодаря ее усилиям в пределах крепостных стен не осталось ни одного сколь-нибудь умеющего читать богослова. Поговаривали, иные подались в бега, украв лодку, и царица нарекла их раскольниками.
Закадычная подруга в девичестве предпочитала водить амурные хороводы с поэтами, художниками и прочими вассалами муз. Однако вскоре