Другое дело Вольдемар Амарантов, которого они почему-то сразу невзлюбили и окрестили «Холеным», ни одного зряшного слова и дела у этого всегда собранного красивого мужчины двадцати пяти лет от роду, умница, остряк, друг, каких мало, ненавязчивый, чуткий, верный и щедрый.
– А ты основательно прибарахлился, – отметил Пашка, – джинсяры фирменные, куртец кожаный, даже печатку где-то хапнул.
– Не жду милостей от природы, беру сам…
– Где плохо лежит, – подсказал Вадька.
– Не делай много ля-ля, за метлой следи, – резко оборвал Сыч, – а то я быстро тени под глазки наведу.
– Ну а все-таки, поделился бы открытием, где можно взять без милостыни от природы, – поинтересовался Пашка, – мы бы тоже взяли, Лимузию поскорее выкупили. Ведь одни только твои штанцы сотни полторы тянут…
Уж кому как не друзьям было знать, что в семье Юрки едва сводили концы с концами, полтора года назад умер отец, тянул из дома последнее старший брат-пропойца, мать хваталась за голову.
– Да подработал! – совсем уже зло приоскалился Юрка. – Времени хватает! И вообще, какое вам дело до моих тряпок? Подумаешь, деятели… общество, отчет им подавай… детсад сраный! – Юрка дерзко и презрительно осмотрел «лукошко».
– Ого! – подал голос удивленный Антон.
– Просто всегда были и будут плебеи, серый табун, люди, думающие только о куске хлеба и новой заплате на драные штаны, и люди, умеющие жить на широкую ногу, красиво.
– Так мы – первое, серый табун, а ты – второе, белый скакун, – покивал Пашка.
– Вы просто пока не замечаете существующих возможностей. Кругом же швы и прорехи, только чуть-чуть разуй глаза, нагнись и подними то, что валяется под ногами. Ведь все, абсолютно все, о чем вы мечтаете, упирается в деньги, каждый из вас это все прекрасно понимает, ради этого все мы пошли в бурсу, чтобы побыстрее иметь собственные гроши, покупать то, что хочется нам самим. Но грошей все нет и нет, вот вы и тужитесь, в игрушки играетесь…
– С чужого голоса поешь, Сычара, – поморщился Пашка, – слова-то сроду не твои, заемные. Воровать, что ли, нас зазываешь из швов-то и прорех?
– Дурак! – отшатнулся Юрка. – Чего мелешь?!
– Ходишь болонкой у ноги этого Холеного.
– Заткнись… мухомор!
– Чего-оо?! – начал привставать Антон. – Это про какие ты там новые заплаты на наши старые штаны буровишь, пидр?
– Да видал я вас всех в гробу! – даванул спиной дверь Сыч и выскочил, знал, против силушки Таранова рыпаться бесполезно.
– Вот так перелицевался, опенок, – поцарапал затылок Вадька.
– Он уж с полгода такой, – процедил Пашка, – просто помалкивал. Гадина этот Холеный, нутром чую, гадина ядовитая.
– Может