В Нью-Йорке князь, обладая опытом светской жизни, легко вошёл в элитарный круг людей, интересующихся искусством. Американское общество показалось ему с его амбициями гораздо более динамичным, особенно в деловой сфере.
– Мне хотелось не только мечтать, но и осуществить мечты, – рассказывает Никита Дмитриевич. – Соединённые Штаты и тогда, в 60-е годы, и теперь, в новом веке, остаются страной невероятных возможностей. Я выбрал Америку, страну, где сложности жизни для меня были скорее вызовом, чем препятствием. Цель была проста – преуспеть или пропасть. Тем более, что идея собирательства произведений искусства не только не исчезла, а окрепла во мне. При этом, по своей природе, очевидно, родившись свободным человеком, я знал о себе главное: я не хотел жить в условиях, когда государство кормит тебя и поит, но взамен требует полного контроля над твоей жизнью. В Америке я чувствовал себя свободным.
Тут опять позволю себе провести дерзкую параллель. Я очень хорошо понимаю чувства князя. Эйфория от обретённой свободы на Западе даже с годами не исчезает. После того как я перебрался из Москвы в Лондон, Англия, на первый взгляд, оказалась по условиям жизни для меня много хуже, чем Советской Союз. В 50 лет я остался без жилья, без работы, без права на постоянное жительство. Но я готов был терпеть любую нужду, тяжело работать, лишь бы обрести ту свободу, которую даёт английское гражданство. С тех пор прошло больше двух десятков лет, а забыть пережитое не удаётся. Несколько лет за меня сражались с властями английские адвокаты. И когда все апелляции были проиграны, мне, по совету юристов, пришлось выехать из страны, чтобы избежать депортации. И затем вновь получать разрешение на въезд. (Напомню: все это происходило несмотря на то, что у меня был пропуск корреспондента Би-би-си и… читательский билет британской библиотеки, которые позволяли мне не чувствовать себя ущербным и бесправным, находясь в Англии). И всё-таки я стал британским гражданином! Никогда не забуду, как спустя восемь долгих лет борьбы за свободу, я, получив уведомление, ранним утром бежал по HighStreet Kensington на ближайшую почту. Там меня ждал конверт с моим британским паспортом. Этой свободой я наслаждался (и наслаждаюсь по сей день), когда стал ездить без виз по всему миру. И, конечно, в первую очередь, это касалось Америки.
В 2000 году, будучи в Лос-Анджелесе, меня пригласили на Русское радио. В самом начале беседы я спросил ведущего Женю Левина: «Я могу говорить всё, что хочу?». Он ответил: «Да, мы в Америке!». И тогда я сказал то, что не могло понравиться тысячам русских слушателей: «Я не испытываю никакой ностальгии, не верю в сегодняшнюю Россию и не верю в русский народ, который может сделать себя счастливым!» Потом полчаса обосновывал то, что сказал. Это было непросто: ведущий оказался весьма искушённым и не раз ловил меня на противоречиях. В частности, усвоив, что я пацифист, он вдруг спросил меня пошёл бы я служить в английскую армию защищать свободу