– На Рейли-Манор у нас вдоволь вещей. Не преувеличивай.
– Ты снова хочешь оказаться на корабле без чистых рубашек? Забыла, как дурно от нас пахло, когда мы плыли сюда?
Фелисити считала делом чести взять все, что, по ее мнению, было необходимо в путешествии. Элизабет скрепя сердце принялась помогать кузине, но вскоре сдалась.
– Ты наверняка превосходно справишься с этим сама, – произнесла она. – А я пойду предупрежу Деирдре.
3
Раньше в усадьбе Данморов молодая ирландка жила в доме для прислуги, но после смерти хозяина девушка перебралась в бывшую комнату Марты Данмор – свекрови Элизабет. Деирдре совершенно не смущало, что Марта умерла в той постели, в которой она теперь спала.
– Это первая кровать, которая у меня вообще когда-либо была, – ответила ирландка на вопрос Элизабет, не пугает ли ее это. – Прежде я ночевала на циновках или вообще на голом полу.
Деирдре поправила подол темно-синего платья.
– Вот видите, миледи! Раньше это платье принадлежало старой женщине, матери одного надсмотрщика из Спейтстауна. Она в нем умерла. Собственно, ее и хоронить должны были в этом платье, но могильщики сняли с нее всю одежду. Они на всем зарабатывают деньги. Я купила у них это платье всего за два пенни. – Качая головой, ирландка добавила: – Неужели я настолько глупа, что откажусь от мягкого матраца и хороших пуховых подушек только потому, что на них лежал мертвец?
После этого разговора Элизабет отчетливо поняла, насколько отличалась их жизнь. Ее оберегали, растили в роскоши. У избалованной дочери виконта всегда была еда, она одевалась в лучшие наряды. В семье же Деирдре кроме нее было еще восемь братьев и сестер, трое из которых умерли, а остальные жили либо воровством, либо проституцией. Лишь Деирдре не выбрала ни того, ни другого: она заключила долговой контракт и на долгие семь лет отправилась в колонию, чтобы работать служанкой. Девушке исполнилось всего пятнадцать, когда она приплыла на Барбадос.
Между благополучием Рейли-Манор, господской жизнью, к которой привыкла Элизабет, и трущобами на краю дублинских доков, где провела юность Деирдре, пролегала пропасть. Ирландке едва исполнилось девятнадцать, она была всего на два года младше Элизабет, но иногда казалось, что Деирдре прожила вдвое больше, если только представить, что ей пришлось вынести.
Деирдре задремала и испугалась, когда Элизабет вошла в комнату.
– Миледи?
Элизабет в двух словах сообщила о том, что произошло, а Деирдре лишь смотрела на нее округлившимися от ужаса глазами. Растрепанные пряди медно-рыжих волос свисали вдоль узкого лица, хрупкие плечи были напряжены. При свете тускло горевшего сального светильника, который принесла с собой Элизабет, с распущенными волосами Деирдре напоминала русалку. Даже во время испуга девушка выглядела привлекательно.
– У тебя нет времени на то, чтобы с ним проститься, – тихо произнесла Элизабет. – Ты должна решить сейчас.
Деирдре