Я начал взбираться на холм, но тут услышал хруст снега за спиной. Я не знал, пошел ли Джонни на пруд или возвращается назад. Мне было все равно.
Внезапно что-то изменилось. Я услышал треск – так ломается старое дерево. Это был самый ужасный звук из всех, что я слышал. Шум нарастал, он был похож на треск дров в печи. Джонни закричал.
Я обернулся как раз в тот момент, когда Джонни ушел под воду. Он боролся, размахивал руками, затем исчез под кромкой льда, растворившись в угольно-черной воде.
Это был самый страшный момент в моей жизни. Я снова и снова прокручивал его в памяти. Я хотел повернуть время вспять, желая погибнуть вместо брата.
Мой отец не знал правду о его смерти. Лишь одному человеку известно, что произошло на самом деле, но, думаю, она никогда об этом не расскажет. Меня прокляли, как Каина, и я обречен скитаться за убийство брата.
Я, содрогнувшись, остановилась. Это правда? Именно поэтому Габриель Арфи скитался по миру, как бродяга?
Мне стало стыдно. Не следовало читать его дневник. Мне показалось, что я узнала самые сокровенные мысли и чувства Гейба. Я не могла удержаться, перелистнула страницу и продолжила чтение.
Отец всегда требовал, чтобы мы жили по библейским законам. Сам же никогда им не следовал. В нем уживались два разных человека. Для горожан он был самым успешным фермером в округе, уважаемым старостой церковного прихода, щедрым меценатом благотворительных миссий в Китае и Африке. В отношении к семье он был полной противоположностью. Отец был невероятно вспыльчив и гневлив. Он мог потерять самообладание в любую секунду. Приступы ярости, как огонь, проносились по нам, уничтожая все на своем пути. То, что лишь мгновение назад было прекрасным и зеленым, превращалось в пепел и тлен.
Мама была барометром его присутствия. Лишь когда отца не было рядом, я слышал ее заливистый смех и видел прекрасную улыбку. Она брала меня за руки, кружилась и напевала, пока мы вальсировали по гостиной.
Когда появлялся отец, мама становилась острожной, скрытной и вела себя как побитая собака, хотя я ни разу не видел, чтобы он поднял на нее руку.
Я был в ужасе, обнаружив, что у меня такой же несдержанный, необузданный нрав, как и у отца.
Мысль о том, что я хоть чем-то похож на него, казалась мне невыносимой. Я ненавидел отца и себя за то, что я его сын.
В ту ночь, когда я узнал, что он мне не отец, я родился заново! Я чувствовал себя живым и свободным! Ощущение, что ни одна капля его ненавистной крови не текла в моих венах, невероятно пьянило.
На затем меня поразили поступки матери. Почему все эти годы она заставляла меня подчиняться его жестокости, если я не его сын? Как она могла наблюдать за тем, как он вымещает на мне злость, высмеивает, презирает, избивает до полусмерти, если он не имел на это права?! Мама клялась мне в своей любви, и я верил ей. Верил с истинно детской непосредственностью. Теперь я чувствую себя преданным.
Дрожащими руками я закрыла дневник. Я помнила предательство