Вхождение лингама в йони было острым как нож, и вместе с тем Таре почудилось, будто в ее тело вливается густой, нежный и сладкий как мед поток.
То была ночь бесстыдной чувственной страсти, горячей как пламя, сжигающее душу дотла, страсти, которая превратила Тару в настоящую женщину. За несколько часов она успела познать все безумие, всю утонченность, всю глубину телесной любви. Страсть пронзала ее насквозь, и она была готова умереть от этих огненных ран.
Тара видела свое отражение в глазах Камала, ослеплявшее сладострастием, ошеломляющее потоком нежности.
– Не спи! – прошептала девушка, когда он устало закрыл глаза.
Юноша улыбнулся.
– За одну ночь мы все равно не сумеем перелистать всю «Камасутру»!
– У нас не хватит времени?
– Прежде всего – не хватит сил.
Прерывисто вздохнув, Тара прижалась щекой к его плечу.
– Теперь ты понял, Камал? Мои ножны созданы для одногоединственного кинжала! Я тебя люблю. И всегда любила. Еще в детстве я мечтала соединиться с тобой, так же как Сати, едва родившись, уже желала выйти замуж за Шиву. Если бы мне пришлось выбирать между службой в храме и тобой, я бы выбрала тебя. Сначала я думала, что мы должны быть вместе, потому что оба не можем жить без танца, потому что мы подкидыши и не знаем, к какой касте принадлежим. Теперь могу добавить: «Потому что нам хорошо друг с другом».
Замолчав, девушка с болью почувствовала, как он отдалился, похолодел.
– По-твоему, я тоже должен сделать выбор?
– Нет. Я знаю, что ты выберешь. Прежде я хотела, чтобы ты принадлежал только мне. Потом поняла, что это невозможно, и решила провести с тобой хотя бы одну ночь. – Она горько усмехнулась. – Чтобы познать настоящую радость. Чтобы мне было что вспомнить. Чтобы я могла сравнивать тебя с другими.
Камал смягчился.
– Приходи завтра. И послезавтра тоже. Мне хорошо с тобой. Я никогда не испытывал ничего подобного.
Остаток ночи прошел так же, как и начало: их тела неустанно сплетались в страстных объятиях. Светильник давно погас, циновка пропиталась потом и соками любви.
Перед тем как уйти, Тара долго лежала молча и думала.
– Сколько тебе лет? – спросила она.
– Двадцать четыре.
– Неужели за все эти годы ты никогда не отпускал себя на свободу?
– Я всегда был свободен.
– Стало быть, мы понимаем свободу по-разному, – сказала Тара и добавила: – Пройдет с десяток лет, может, чуть больше, и твое тело начнет меняться, постепенно утратит гибкость, черты отяжелеют, взгляд потухнет. Что ты станешь делать тогда? – Я никогда не задумывался об этом.
– Напрасно. Человек должен думать о том, что у него останется, когда его начнет разрушать время.
– Останется любовь к Натарадже.
– Ты уверен, что Натараджа будет любить тебя так, как ты любишь его, когда перестанешь ему служить? Что ты будешь нужен ему? Нужен так, как ты нужен мне?
Камал