«Правда смеялась, когда в неё камни бросали:
«Ложь это всё, и на Лжи одеянье моё…»
Двое блаженных калек протокол составляли
И обзывали дурными словами её.
Тот протокол заключился обидной тирадой
Кстати, навесили Правде чужие дела:
Дескать, какая-то мразь называется Правдой,
Ну а сама – пропилась, проспалась догола.
Некий чудак и поныне за Правду воюет, —
Правда, в речах его правды – на ломаный грош:
«Чистая Правда со временем восторжествует, —
Если проделает то же, что явная Ложь!»
В свою очередь Булат Окуджава пишет «О Володе Высоцком», но уже на смерть поэта и соратника:
«О Володе Высоцком я песню придумать решил:
вот еще одному не вернуться домой из похода.
Говорят, что грешил, что не к сроку свечу затушил…
Как умел, так и жил, а безгрешных не знает природа.
Ненадолго разлука, всего лишь на миг, а потом
отправляться и нам по следам по его по горячим.
Пусть кружит над Москвою охрипший его баритон,
ну, а мы вместе с ним посмеёмся и вместе поплачем.
О Володе Высоцком я песню придумать хотел,
но дрожала рука и мотив со стихом не сходился…
Белый аист московский на белое небо взлетел,
чёрный аист московский на чёрную землю спустился».
* * *
Сегодня мне хочется сказать и о лиричности песен Высоцкого. Она – высокого полёта. Он сам считает, что все его песни в какой-то степени лиричны и просит не смешивать термины «лиричность» и «любовная лирика».
В песнях о любви его лирический герой – простой московский паренёк, поэт, покоритель горных вершин, студент, рабочий, деревенский мужик, служащий. Его обожают девушки и женщины. Он дарит им свою любовь.
Не ошибусь, если скажу, что песню «Скалолазка» хорошо помнят и знают все девчата и парни моего поколения. Для девчонок героиня песни была идеалом, на который многие равнялись, а для парней – девушкой мечты. Песня помогла многим молодым людям найти любимую, давала надежду на встречу с ней:
«Я спросил тебя: – Зачем идёте в горы вы?
А ты к вершине шла, а ты рвалася в бой.
– Ведь Эльбрус и с самолета видно здорово! —
Рассмеялась ты и взяла с собой.
И с тех пор ты стала близкая и ласковая,
Альпинистка моя, скалолазка моя!
Первый раз меня из трещины вытаскивая,
Улыбалась ты, скалолазка моя.
А потом, за эти проклятые трещины,
Когда ужин твой я нахваливал,
Получил я две короткие затрещины —
Но не обиделся, а приговаривал:
– Ох, какая же ты близкая и ласковая,
Альпинистка