Ваймс в харизму не верил.
– Нет, Фред, королей в Анк-Морпорке больше не будет.
– Так точно, сэр. Между прочим, Шнобби объявился.
– Час от часу не легче, Фред.
– Вы хотели поговорить с ним, сэр, об этих его постоянных похоронах…
– М-да, работа есть работа, ее кому-то надо делать. Ладно, пойди и скажи ему, чтобы поднимался сюда.
Ваймс остался один.
Королей в Анк-Морпорке больше не будет… Ваймс никогда не мог четко объяснить, почему должно быть так, а не иначе, почему сама мысль о королях вызывает у него неизбывное отвращение. Ведь патриции были ничем не лучше монархов. Но они были… как бы половчее выразиться… плохими, как самые обычные люди. А от мысли о королях как о богоизбранных созданиях сводило челюсти. Высшие человеки… Нечто волшебное. Но, проклятье, в этом и в самом деле присутствовала некая магия. Анк-Морпорк до сих пор не избавился от своих королевских пристрастий. Королевское то, королевское это… По-прежнему существовали старички, исполняющие за несколько пенсов в неделю какие-то бессмысленные обряды. Вот хранитель королевских ключей, а вот смотритель королевской сокровищницы… А где ключи-то? Где сокровища?
Монархия, она как сорняк. Сколько бы голов ты ни отрубил, до корней тебе не добраться: они вьются под землей, готовые пустить новые ростки.
Все это очень похоже на хроническую болезнь. Даже у самых образованных людей в голове найдется уголок, на стенке которого написано: «Короли. Какая отличная идея». Тот, кто создавал людей, кем бы он ни был, допустил в своих разработках одну большую ошибку. Люди так и норовят встать на колени.
В дверь постучали. Ни один стук в дверь не звучал настолько исподтишка, как этот. Он был полон собственных гармоник. Он как бы говорил вашему подсознанию: «Если никто не ответит, тот, кто стучит, все равно отворит дверь и проскользнет в комнату, где обнюхает все щели, прочтет все бумаги, что попадутся на глаза, откроет несколько ящиков стола, сделает пару глотков из бутылки со спиртным, буде таковая найдется, но не свершит больших преступлений, ибо преступен он ровно настолько же, насколько преступен какой-нибудь хорек; он просто такой, какой он есть». В этом стуке было очень много смысла.
– Входи, Шнобби, – устало сказал Ваймс.
Капрал Шноббс проскользнул в комнату. Ваймс отметил про себя, что у Шноббса была еще одна характерная черта. Он умел скользить не только боком, но и передом.
Шноббс неловко отдал честь.
И еще… Капрал Шноббс не менялся, вообще не менялся. Даже Фред Колон более-менее подстраивался под изменчивую обстановку Городской Стражи, но ничто никоим образом не могло изменить капрала Шноббса. Что бы с ним ни происходило, в капрале Шноббсе все равно оставалось нечто фундаментально шноббское.
– Шнобби…
– Да, сэр?
– Э… садись, Шнобби.
Капрал