Не менее нелепо представить себе Мимочку конторщицей, положим, хоть в правлении какой-нибудь железной дороги, – представить себе ее в комнате, уставленной столами и конторками, за которыми сидят все страшные, незнакомые мужчины. Да ведь все они влюбятся в нее, все они будут за ней ухаживать! И вообще, сидеть ей с десяти часов утра до пяти вечера в одной комнате с мужчинами… Как хотите, это неприлично! Не думайте, что Мимочка так-таки ужь никогда и не сидела в одной комнате с мужчинами. Она даже носилась в их объятиях, под чарующие звуки модных вальсов, исполненных росенбергом, Шмидтом или Альквистом. Сказать по правде (и по секрету), молодой гвардеец даже не раз целовал ее в укромных уголках и до и после «предложения». Но, во-первых, она никому не говорила об этом, кроме своей подруги m-lle X. и Дуняши, своей горничной, так что maman, да и вообще никто и не подозревает этого; а во-вторых, ведь он был же все-таки её женихом. Да наконец, если б даже и все вальсировавшие с Мимочкой целовали ее, – не спорю, это было бы дурно, очень дурно, – но все-таки, мне кажется, это было бы менее неприлично, чем сидеть ей целыми днями в какой-то конторе. Все эти вальсёры, по крайней мере, люди её круга, принятые в обществе её знакомых, а ведь кто их знает, кто они там такие в этой конторе?.. Может быть, жиды, мещане… A кто ж поручится, что и там не будут целовать Мимочку? Она еще такой ребенок!..
Может быть, Мимочка могла бы давать уроки, courir le cachet? Но уроки чего, – французского языка? – Она прочла Понсон дю-Террайля и К°, прочла и Белло́ и Мало́, прочла Октава Фёлье, и Дюма-Фиса, но о грамматике она имеет самое смутное понятие; а от учительницы требуется знание грамматики. И потом давать уроки, – это опять-таки значит бегать одной по улицам, рисковать быть принятой Бог знает за кого… Бедная Мимочка так миловидна и женственна, что если подле неё нет приличной компаньонки, а за ней лакея, то ее можно принять Бог знает за кого!
Мимочка не умеет ни шить, ни кроить, ее не учили этому; да и не портнихой же сделаться ей в самом деле! Она умеет только вырезать абажуры и вязать frivolitê. Но ведь вязаньем frivolitê много не заработаешь.
Словом, очевидно, что все эти толки о женском труде, о женской самостоятельности оказываются чистейшим вздором. Да и к чему мудрить, когда призвание и обязанности женщины указаны ей Богом и природой. Она должна быть женой и матерью, подругой мужчины, из ребра которого ее для него и создали. A потому Мимочка, ждите, ищите и ловите себе жениха, конечно, надежного и «обезпеченнаго». Вот вам третья