Милого сына, который всех больше мне дорог на свете.
Нынче уже не троян и ахейцев свирепствует битва,
Нынче уже и с богами бессмертными бьются данайцы!»
Ей отвечала на это Диона, в богинях богиня:
«Милая дочь, потерпи и сдержись, как ни горестно сердцу!
Многим из нас, на Олимпе живущим, терпеть приходилось
От земнородных людей из-за распрей взаимных друг с другом.
Много Apec претерпел, как его Алоеевы дети
От с Эфиальтом[36] могучим сковали крепчайшею сетью.
Скован, томился тринадцать он месяцев в бочке медяной.
Верно бы так и погиб там Apec, ненасытный войною,
Если бы мачеха их, Ерибея прекрасная, тайно
Не известила Гермеса. Гермес из темницы похитил
Уж изнемогшего в тяжких цепях, ослабевшего бога.
Много терпела и Гера в то время, как сын многомощный
Амфитриона[37] стрелою трезубою в правую грудь ей
Метко попал. Несказанной терзалася болью богиня.
Даже Аид потерпел, меж богами ужасный, от раны,
Острой стрелой нанесенной все тем же Зевесовым сыном
Возле ворот средь умерших, и тяжкие муки изведал.
К зевсову дому отправился он на вершины Олимпа,
Сердцем печалясь, от боли страдая. В плече его мощном
Крепко сидела стрела роковая и мучила сердце.
Боль утоляющим средством осыпавши рану, Пэеон
Скоро его исцелил, не для смертной рожденного жизни.
Дерзкий, неистовый! Он, не страшась, совершал злодеянья,
Луком богам досаждал, на Олимпе великом живущим.
Этого ж против тебя подстрекнула Паллада-Афина.
Глупый! Сердцем не знает того Диомед дерзновенный,
Что краткожизненны люди, с богами посмевшие биться.
Не назовут его папой, не сядут к нему на колени
Дети, когда он с войны возвратится из битвы ужасной.
Пусть же подумает нынче Тидид, хоть и очень могуч он,
Как бы с ним кто-нибудь в бой не вступил, кто тебя посильнее,
Как бы Адрастова дочь, многоумная Эгиалея
Не разбудила домашних когда-нибудь воплем полночным
В скорби о муже законном, храбрейшем герое ахейском, –
Твердая духом жена Диомеда, смирителя коней».
Так говорила и влагу бессмертную вытерла с кисти.
Тяжкая боль унялась, и мгновенно рука исцелилась,
Все это видели Гера богиня с Палладой-Афиной.
Речью насмешливой стали они подстрекать Эгиоха.
Первою речь начала совоокая дева Афина:
«Зевс, мой отец, не рассердишься ты на слова, что скажу я?
Верно, какую-нибудь из ахеянок снова Киприда
Переманила к троянцам, ужасно ей милыми ставшим.
Не оцарапала ль, эту ахеянку нежно лаская,
Слабую руку свою золотою булавкой богиня?»
Так говорила. Отец и людей, и богов улыбнулся
И, подозвав золотую к себе Афродиту, сказал ей:
«Дочь моя, дело совсем не твое заниматься войною.
Лучше устраивай браки, –