Ген Огинского. Иво Залуский

каждый из его участников, как он писал, «мог бы выступать сольно». Руководил оркестром скрипач и композитор, ученик Тартини, Антонио Капуцци, который также играл в капелле собора святого Марка. «Однако, – полагал Михал Клеофас, – вряд ли его можно сравнить с Виотти, Ярновичем (Джорновики) или Тицем».

      Большое впечатление произвели на него вокальные данные гондольеров и сами гондолы, которые являлись настоящими произведениями искусства. Витиеватые и причудливые резные украшения на лодках гармонировали со столь же причудливо-витиеватым, красивым пением гондольеров, которые составляли отдельный класс и пользовались высоким уважением венецианцев. Гондольеры с удовольствием, согласно установившейся и разрешенной традиции, занимали свободные ложи в опере, если владельцы сезонных абонементов не приходили на спектакль.

      Одной их самых любимых песен и баркарол гондольеров была «Блондинка в гондоле» Анджело Колонны. Михалу Клеофасу очень нравилось ее исполнять. Не обремененный нехваткой времени и большим капиталом, он занялся игрой на фортепиано и ею развлекал своих соотечественников. Его меланхолия отразилась в звучании первых двух сочиненных им полонезов, передававших душевные муки эмигранта. Полонез № 6 до минор был соответственно озаглавлен «Прощание». Он начинался тремя мощными, полными драматизма фанфарными звуками аккорда до минор, отдаленно напоминавшими нежные, прозрачные звуки его двух варшавских полонезов. После глубокозвучной, задумчивой музыки следует до-мажорное трио, которое, словно глоток свежего воздуха, несет надежду на возрождение, совершенно исчезающую по мере приближения к репризе. Другой полонез – № 7, фа минор – который в одном из изданий получил название Polonaise Funébre[13] – обладает теми же характеристиками, что и полонез в до миноре, но здесь минорный лад сохраняется и в трио.

      В феврале Венецией завладел карнавал. Главными приметами дня стали уличные театры, погони за быком по узким улочкам, состязания по боксу и борьбе, демонстрации диких животных и церемониальные процессии; ночи были посвящены танцам, азартным играм, фейерверкам, опере и сексу. Участники были одеты почти без различия полов, большую часть лица прикрывала черная и/или белая маска, оставшаяся часть головы и плечи закрывались «баутой» – шелковым или бархатным капюшоном, который увенчивала треугольная шляпа. Установить личность, пол или статус носителя такого одеяния часто было очень трудно. Такие костюмы надевали представители самых разных слоев общества – в результате получился бесклассовый праздник секса, развлечений, шутовства и необузданного веселья. Михал Клеофас побывал на многих вечеринках, включая прием во Дворце дожей.