Барс мотался на ковре в разные уделы, плетя какие-то интриги против зажиревших и очумевших (если не сказать резче) кнезов. На Клима свалилась куча всяких, в основном, хозяйственных, дел. Шапка Мономаха и вправду нелегка – «хозяйство вести не мудями трясти».
Васька гонял ковёр-самолёт то с Андреем, то с грузами, то с гвардейцами Сержа. Кордоны пока оставались на прежнем месте, а смена караула проводилась уже раз в три дня уже по законам мирного времени.
Акеле поневоле пришлось во всей этой суете принимать самое активное участие. В Светловодском уделе он оказался чем-то вроде члена Военного Совета, какие были при Сталине. Вроде и не прямое начальство, но и подальше посылать рискованно. Викинг, впрочем, этим нисколько не тяготился. Впечатление такое, что он этим был доволен.
Ещё бы, он был недоволен! Напрочь лишённый «комчванской» спеси, Акела стойко делил с ним «тяготы и лишения». Проверка караулов, обучение ребят всяким премудростям грядущих веков вроде основ противодиверсионной тактики. Всё это не только доставляло моральное удовлетворение, но и приносило совершенно реальную пользу.
Гвардейцы теперь своё звание носили уже совершенно на законных основаниях. Высочайшим указом Великого Кнеза дружина получила официальное название «1-я Русская Гвардейская Дружина». По сути, это было первое строевое подразделение.
Поскольку форму вводить всё-таки было ещё рановато, им всем были пошиты алые плащи с золотым позументом. Даже гордые десантники не дорожили своим беретом больше. На плащах был золотом выткан рюриковский сокол, который начисто лишённый скромности Клим выбрал себе гербом.
На подначки друзей он реагировал просто: в этом же мире такого герба нет? Чего ж такому гербу пропадать?
В Леоновку Акела, хоть и клял последними словами и службу и себя, так за эту неделю и не выбрался. Милолика, по приказу удельного кнеза Клима доставленная в терем, привезла письмецо от любимой женщины и много чего на словах. Со словами проблем не было, а вот читать написанное рунами письмо, пришлось звать Ласку. Слава Богу, не вставила любимая никаких интимных воспоминаний, а то вогнал бы девицу в маков цвет.
Всей душой скучая по озорной своей Милёне, не мог он переломить себя. Не оставляло его чувство, что не всё ещё закончилось, что, стоит только отвернуться на секунду, как рухнет в одночасье всё, что таким трудом было построено.
Оставалось только изнурять себя службой. Служить, как говорится, не опуская щетины на загривке, постоянно находиться в «боевой готовности номер один». Впрочем, хандри, не хандри, а служба идёт и, соответственно, порядка требует. Через час уже на проверку караулов, а Соловья всё нет. В дверь кто-то осторожно постучал.
– Входи! – повернувшись, крикнул Акела.
Вошёл один из стражников, нёсших караул на входе. На лице его было какое-то неописуемое выражение. Сердце ёкнуло где-то в районе желудка.
– Что? –