– Тихон Иванович, тут только тридцать копеек. Вы же обещали, кроме пней, по четыре копейки за яму. Тридцать ям – выходит талер.
– Слушай, парень, где ты видел, чтобы кто-нибудь за три дня талер зарабатывал? Выдано вкруговую по сорок копеек на день! А ты и трех дней не работал. Такие деньги за десять дней работы никто не получал.
Федор поправил на голове шапку, проглотил слюну, которая почему-то набежала в рот и, пытаясь говорить спокойно, сказал:
– Мне нет до этого дела, сколько дней копал бы кто-то другой, пусть хоть месяц. Я хочу, чтобы сполна заплатили за работу.
– Я тебе и так…
– Пан писарь, – негромко, но твердо проговорил Федор, – сейчас пойду и пни в ямки позатаптываю – месяц будете их откапывать!
Писарь невольно посмотрел на здоровенные пудовые Федоровы сапоги с порванными голенищами, снова пополз в карман, отсчитал еще двадцать копеек.
– Ух, а закусить нечем, – вытираясь рукавом, появился в дверях городовой.
Оба, и писарь, и Федор, ошалело смотрели на него. От губ, вдоль всей щеки протянулись к городовому синие полосы.
– Ты… не ту бутылку взял, – испуганно заголосил писарь. – Чернила выпил. Ох, и горе мне с тобою, еще и поразвозил по морде! Пойдем быстрее в сени. Не доведи, Господи, до греха.
Писарь взял городового под руку, на мгновение повернул голову к Федору.
– А ты не торчи тут, больше ни копейки не дам. Ну, чего ждешь, иди!
– Пускай на тебя теперь собаки работают, – Федор плюнул писарю прямо под ноги и выскочил на улицу.
Там, подогнув ноги, спокойно дремала Морока. Федор резко дернул вожжи. Морока от неожиданности кинула задом и рысцой пошла по дороге.
Еще издали парень заметил возле шинка большую толпу людей, между ними писаря сын и еще несколько сынков богачей. Не желая проезжать мимо, он дернул левую вожжу, кобыла свернула с колеи. Под колесами мягко зашуршал песок. Морока сгорбилась, через силу тянула воз. Вдруг воз качнулся, как на выбоине, и чуть не по самые оси завяз задними колесами.
– Но, но, – дергал вожжи Федор.
Кобыла загребала ногами, но воз не трогался с места.
– Но, не издохла, понатужиться не хочешь, – ударил Федор кнутовищем Мороку.
Морока испуганно рванулась в сторону, возле оглобли перервался гуж.
– За хвост ее тяни! – крикнул кто-то от шинка. «Как же теперь? – в отчаянии подумал Федор. – Стыд какой, и девушки вон смотрят. Все из-за писаренка, – он со злостью взглянул на кобылу, выводя ее из оглобель. Потом обошел вокруг воза, оглядел колеса. – Чего я горячусь? – внезапно успокаиваясь, подумал он. – Богачей застеснялся? Пусть насмехаются, черт с ними. Правда, Морока, беги домой».
Он забросил поводья кобыле на шею, шлепнул ее по крестцу. Морока мотнула головой и, прижав уши, помчалась в улочку. Бросив на пни дугу, Федор привязал к оглоблям свернутые вдвое вожжи через сидельник. Поплевал на руки, взялся за оглобли и потянул вместо лошади. Воз заскрипел задними колесами, и тяжело пополз по песку.
Через полминуты