Сегодня солнечный день. А в Москве, если верить погодной хронике, смог.
Анна оглядывается с отчаянием, скорбью меж сфинксов, хранящих свои сотканные из петербургских снов тайны…
И голубь тюремный пусть гулит вдали,
И тихо идут по Неве корабли63
А все же, куда оглядываюсь я? Брожу по городу в одиночестве в попытке обрести душевное равновесие, успокоиться, смириться с тем, что не может быть переиграно. Тем не менее во мне глохнущая бездна, на дне которой рыдающий плач, клокотание бушующих потоков. И у меня, увы, ничего не получается.
Вечереет. Я чувствую, как начинают зябнуть руки (на запястьях едва заметно белеют шрамы), и, кроме того, я устала, мне хочется домой, в постель, под одеяло, где так легко уйти от всего мира.
Я ухожу под землю. В вагоне метрополитена надо мной работает раздражающий вентилятор. Я стою в углу у двери, так как все сидячие места заняты. Повсюду безнадежно-печальные, сосредоточенные лица. Иконы скорби. Я ощущаю, как усталость одолевает меня, опрокидываю тяжелеющую голову на бок и касаюсь правой половиной лба стекла, где написано: «Do not lean on door64; и предо мной проносятся темные тоннельные стены, провода, трубы, искаженные лица зеркал… Боковым зрением – напротив или даже чуть левее целуется влюбленная пара, она и он что-то говорят друг другу шепотом на ухо, крепко прижимаясь друг к другу, путаясь в волосах. У меня отчего-то сводит скулы…
Я прихожу домой под вечер, утомленная своей пешей прогулкой и своей неразрушимой печалью. И сумерки бредут за мной следом, сползая ниже и ниже к земле. Темнеет асфальт.
Подходя к подъезду, я вижу машину скорой помощи с ходящими в сторону бледными огнями. На носилках из дверей выносят пожилого мужчину в темной рубашке, расстегнутой на груди, с закатанным правым рукавом, в синих спортивных штанах. На правой руке манжета, левую руку он прижимает к волосатой грудине и хрипло охает… Я прохожу мимо, стараясь не вслушиваться в слова фельдшеров, и, уже заходя в подъезд, слегка вздрагиваю – громко захлопывается дверь скорой. Поднимаюсь в омерзительно пахнущем лифте. Открываю дверь квартиры, откуда веет пустотой. Когда я вхожу в коридор во тьме, нисколько не пытаясь зажечь свет, я уже плачу навзрыд, не разуваясь, почти бегу в постель, на ходу неловкими движениями рук размазывая тушь по лицу…»
4
В конце июля, когда в Петербурге властвовала невыносимая жара и в воздухе стояла гарь, исходящая от горящих торфяников и лесов, Аля прислала Питириму письмо по электронной почте.
«Salut65, Пит!!!
Рада Тебе до безумия! Протягиваю руку, шлю воздушный поцелуй…
Это мое первое письмо в Санкт-Петербург из ласкового авиньонского лета, моего первого лета во Франции. Открываю свой эпистолярий!
Во-первых,