Он объезжал стада коров, отары овец, осматривал маток, при случае сам принимал телят и ягнят, он следил за созреванием трав и мог встать в один ряд с косцами или подавать вилами сено, он с особенным вниманием наблюдал за стрижкой овец и сам брал ножницы в руки, чтобы помочь стригалям, он проверял, хорошо ли вымыта шерсть, ровно ли щиплют её крестьянские ребятишки, одинаковой ли толщины нити прядут крестьянские девки, сколько нитей закладывают в основу ткачи, работающие на него в деревнях, ближних и дальних, проверял ширину и длину полученного куска, взвешивал каждый кусок, добиваясь, чтобы прядильщики и ткачи неукоснительно соблюдали закон, он отправлял коров и бычков поблизости в Кембридж, а шерсть и сукно на лондонский оптовый рынок, подсчитывал прибыль, и если прибыль была высока, не без гордости говорил:
– Шерсть – вот истинное золото Англии. Испанское золото даровое, испанцы, паписты, еретики, льют кровь и грабят колонии, свое золото они промотают ещё быстрей, чем брат Оливер промотает наследство отца, а золото Англии будет всегда.
Если цены падали и Роберт Кромвель зарабатывал меньше трехсот фунтов стерлингов в год, он долго ворчал, что испанцы, эти паписты, еретики, вытесняют английскую шерсть с европейского рынка, что у этих папистов, еретиков шерсть тоньше и сладу с ней нет, Тогда он вспоминал короля и бранился:
– Обязанность короля приумножать достояние подданных. Давно пора задать перцу этим папистам, еретикам.
Каждое воскресное утро, неизменно спокойный, сосредоточенный, во главе своего семейства, он отправлялся в приходскую церковь. Правда, это была королевская, епископальная церковь, она не удовлетворяла его. Королевская, англиканская церковь, по его словам, порвала с папистами только для виду, но в действительности недалеко отошла от него. Его раздражали пышные одежды служителей церкви, роскошное убранство икон, языческие обряды, как он их называл. Он считал, как и многие горожане, что церковь должна быть бедной и строгой, как в первые века христианства, когда она жила по заветам Христа, ибо сказано, что ни один богач не попадет в Царство Небесное. Для него единственным и величайшим законом было Евангелие, только оно было компасом, который указывал верный путь к праведной жизни, только оно было якорем, спасавшим его в бурях переменчивой жизни, оно стояло выше его мысли, выше воли его, он чтил только Евангелие и преклонял голову только перед этим законом, который был установлен не им и никем из людей, и если он исправно каждое воскресное утро посещал королевскую, англиканскую церковь, то лишь потому, что пропустившего воскресную службу ждал епископский суд, а Евангелие предписывало покорность властям, праведным, справедливым властям, иногда прибавлял он, когда король отступал от истинной веры и причинял своим подданным вред, ведь не Господь существует для человека, но человек существует для Господа, вся жизнь человека не более чем служение и прославление Господа, из чего следует, что король так же должен служить Господу, а не отступать