Камень соблазна. Николя Бюри

которую не соизволили взять в качестве добычи.

      Оба заметили меня. И уставились как на диковинное животное.

      Я решил больше не встречаться взглядом с Мартой. Старательно вчитывался в греческие, латинские, правоведческие тексты. Но она стояла и ждала. А я не поднимал глаз. Подавить ее вожделение ко мне я мог только молчанием. Тогда она подсунула мне под нос письмо. Увидев ее прекрасное лицо, я ощутил, как щеки мои запылали. Она улыбнулась, а я смущенно поблагодарил ее, стараясь показать, что полностью поглощен письмом. Мой брат Антуан сообщал, что Жерар Ковен при смерти. Известие рассердило меня. Для себя я поставил целью не стать похожим на отца. Но именно ему я был обязан тем, что изучаю право, и что, против всяческого ожидания, вижу, как проступают очертания пути, складываются убеждения, рождаются бесчисленные вопросы и появляется уверенность, что я смогу осуществить собственные надежды. Я решил немедленно отправиться в Нуайон.

      Мельхиор Вольмар ходатайствовал перед сестрой короля, и та любезно предоставила мне упряжку, чтобы облегчить путешествие.

      Спустя несколько дней я ехал по улице, ведущей к дому, что на площади Хлебного рынка. Неожиданно на улицу выскочили три капеллана и побежали мне навстречу. В одном из них я узнал брата Жоржа. Он мчался, обхватив толстую стопку бумаг и крепко прижимая ее к груди. Его прыщавое лицо светилось поистине дикой радостью. За ними, потрясая палкой, гнался мой брат Антуан. Нагнав Жоржа, он попытался вырвать у него бумаги. Двое других клириков набросились на него.

      – Нет, это наши документы, этот дом принадлежит нам, ваш мошенник-отец наконец-то уплатит нам долг, – надрывался брат Жорж.

      – Прочь, гадюки, уважайте хотя бы умирающего, вы ж его уже отлучили, – вопил Антуан, колотя палкой направо и налево.

      Брат Жорж упал, бумаги выскользнули у него из рук, и драка за них возобновилась с новой силой. Антуан увидел меня.

      – Бумаги! Документы, дающие право на собственность! Жан, помоги мне!

      Волна ненависти захлестнула меня. Объятый безотчетным гневом против этих снедаемых алчностью псов, против стыда за отца-мошенника, против самого себя и против воспоминания о Ги, я с криком бросился в драку. Я дрался как фурия. Пронзительный, нечеловеческий вопль, вырвавшийся из моего нутра, и неожиданность моего вторжения заставили обидчиков отступить. В изнеможении я уставился на брата.

      – Как, Антуан, неужели они его отлучили?

      Вместе с Антуаном я молился в комнате, где умирал мой отец. Жерар крепко держал меня за руку.