Как большой знаток и ценитель языка, Фогель отдал должное всей пошлости, но и хлесткости этого заявления.
– Вот текст, – продолжил Малинин, вынув из ящика стола два одинаковых листка. – Ваши соображения?
Фогель прочел:
В субботу, 22 апреля, на 12-й странице нашей газеты в разделе «Ответы на кроссворд, опубликованный в предыдущем номере» допущена досадная опечатка. Под № 9 по горизонтали правильный ответ «суслик». Приносим извинения читателям. Виновные строго наказаны.
– Я бы снял последнюю фразу, – робко предложил Фогель. – Она как бы поднимает градус произошедшего, возводит все в ранг большого скандала. А само понятие «опечатка» с этим не сообразуется. Ну опечатка, опечаточка, подумаешь!..
– Согласен, – подхватил Арсик, – мы такой фразой соблазняем любопытный народ. Кроссворды отгадывает процентов десять читателей. А тут все полезут смотреть, за что в газете головы поотрывали.
– Идиоты, козлы! – вдруг завопил Малинин, и его, казалось, от рождения бледные, впалые щеки мгновенно сделались пунцовыми. – Положил я на ваш народ и на ваших отгадывателей! С прибором! Я что, для них поправку пишу? Я для него!.. – И редактор ввинтил указательный палец в пространство над головой. – Для него и для его людей! Для Министерства печати. Для наших правых шизоидов-недобитков, которые, чего доброго, решат, что это форма протеста, и начнут орать: «Мы с тобою, Малинин!».
– Делайте как знаете, – обреченно согласился Фима. – Мне все равно. Я сказал правду. Я понимаю, что, когда позвонят оттуда, вы свалите все на меня. Отдаю себе отчет, что сотрудничать с газетой я больше не смогу («Да уж!» – нервно вставил Малинин), но взываю к вашей порядочности. По крайней мере, прошу донести и мою версию случившегося, поскольку мне туда не достучаться.
– Они сами к вам постучат, – с нескрываемым сарказмом бросил Малинин, и Фима, выйдя из кабинета, с холодящей душу явственностью осознал: сбудется.
Чудовищное настроение усугублялось вестью о смерти Буренина. Так неожиданно, приличный человек, образованный, воспитанный… Не связано ли это с «сусликом»? Узнал, перенервничал, сердце?.. А когда успел стереть файл? И зачем? Странно… Ведь таким образом он очевидно подставляет себя: признанная оплошность безобиднее, чем откровенное заметание следов.
Юлька ждала с ужином. Изо всех сил скрывала, что волновалась безумно. Солнышко мое, кого ты пытаешься обмануть!
Договорились, что он сперва поест, потом – разговоры. Аппетит не пострадал. На нервной почве Фима начинал молотить противоестественно много, причем без разбора и вкусовых ощущений. Выпил четыре рюмки водки: Юлька покорно вытащила бутылку из холодильника, понимая, что спорить и читать лекцию о гипертонии – лучший способ спровоцировать