– Зачем?
– Я полюбил тебя, – ответил я. – С первого взгляда. Ты не поверишь, мне уже тридцать два года, мне казалось, что я любил… Но сейчас понимаю – это лишь казалось.
И меня снова понесло:
– За тебя я готов жизнь отдать. О, чудное мгновенье! Передо мной явилась ты, Альвира!
Она долго изучающе смотрела на меня и, наконец, сказала, тяжело вздохнув:
– А ты, оказывается, поэт. Романтик. Что ж, от любви не отказываются.
– Я – врач и я спасу тебя! Поверь, я впервые в жизни счастлив. Все это время, что мы с тобой разговариваем…
Вдруг послышались голоса. Мои товарищи возвращались. Меня уже хватились.
– Решай, – прошептал я, – полетишь с нами? Иначе я остаюсь здесь.
– Меня даже некому похоронить, – вздохнула она. – Все умерли. Неужели ты останешься со мной?
– Милая! – воскликнул я. – Вот увидишь – я тебя спасу!
– Они уже близко, – прошептала она, схватив меня за руку, и мы побежали в сторону зарослей буйно цветущего шиповника.
Было ясно: если меня найдут, то расценят моё желание остаться как помешательство, будут вразумлять. Если это не поможет, увезут насильно.
В любой космической экспедиции есть так называемый «спасатель», который обязан в таком случае остаться и разыскать товарища, живым или мёртвым. Потом их заберет попутный космический корабль.
В последнее время мы тщательно изучали этот уголок Вселенной и первым делом создавали повсюду базы спасателей. Спасатели давали своеобразную «подписку о невыезде». Они уже никогда не вернутся на Землю. Они так и будут жить на базе спасения, ближайшей от новой, только что открытой планеты. Вот такого человека, как мы скоро убедились, и оставили из-за меня там.
Конечно же, для нас он стал не спасателем, а преследователем…
Мы с Альвирой, исцарапанные зарослями шиповника, с облегчением вздохнули, когда увидели в небе исчезающую точку космического корабля. Траектория полёта рассчитана заранее, и поэтому экипаж был вынужден вылететь точно в назначенное время.
Красота и благосклонность Альвиры привели меня в какое-то экзальтированное состояние. Мне не хотелось ни о чём другом думать. Меня больше не интересовало ничто земное. Только продолжал мучить вопрос, почему её жизнь в опасности. На мои расспросы она так и не ответила ничего вразумительного.
– Настанет время, расскажу, – сказала она, как-то раз, когда мы лежали в обнимку в ее широкой постели, потягивая коктейль.
Альвира обожала коктейли, готовила их с удовольствием, придумывала новые рецепты.
– Впрочем, скоро увидишь сам, – продолжала она, вздохнув.
– Я не хочу видеть, а хочу тебе помочь! Не понимаю. Как это можно увидеть? Дорогая, если я ничего не знаю, как же сумею тебе помочь?
– И не сумеешь. И не надо.
– Это какая-то ужасная тайна?
– Как сказать. Какой же ты наивный, доктор. В твои тридцать два.
Она прицепилась к моим годам, как бульдог.
«Конечно,