Элеонора Леоновна аховым взглядом следит (с раздра-женьем) за действиями Никанора Иваныча, севшего к пепельнице и копающего пережиги листков, не дожженных дотла; вот он вытащил синий задирыш; и силится буквы прочесть.
Любопытно: «пше-вже» получается.
Тут он глазами наткнулся на глазки: как радуги!
Пальчик она приложила ко рту; и – пустила дымок, перевивчатый, легкий; прошла сквозь него; повернулась, – какая-то вся возбужденная.
Вдруг, ухватив рукоять разрезального ножика, вытянув шею и вытянув руку, она острием проколола пространство пред носом подпрыгнувшего Никанора Иваныча.
Разумеется, – в шутку.
– Леоночка, брось-ка ты ножик!
____________________
Бубнил Тиссертацкий про синие лица солдат, про трахомы, которые распространяются противогазовой маской; а черные крапы садились мушиного стаей на стекла очков Никанора Ивановича; по каким-то своим перемигам между Тиссертацким и Тителевым выяснялось, что он, Никанор, им мешает, что именно в пятницу частное здесь заседанье статистиков; и зазвонились: Зеронский, Трекашкина-Щев-лих, Мардарий Муфлончик и доктор Цецос.
Никанор же Иваныч пошел: затвориться; постельной пружиной скрипел: без огня; кавардачило; мухи летали в глазах, а сквозь них – синелицый солдат в черном шлеме расстреливал облако хлора.
– Ну и разговорчики же! Сон укачивал.
И, –
как –
– под ухами бухавших пушек, – привзвизги разбитых дивизий!
Но это пыхтело и фыркало: под полом; и, разбиваясь на дрызги –
– дивизий, –
– дрежжал: «Ундервуд».
– Непокойный дом: дом с резонансами!
Дом с резонансами
Бита мастистая карта, которой рука Никанора Ивановича собиралась ударить…
Как?
– Тителев, Тителев!
А переехал, и Тителев стал – «тилилик»; чудеса в решете, как сказал духовидец!
Воспитанный Бюхнером[5], сам нигилист, невесомостям сим в решете он не верил, а яйцам, в нем спрятанным; как они сквозь решето могли просто утечь в его мозг головными абстракциями, чтоб из уха вторично родиться?
Он слышал:
– Тилик… Тилилик!
Стрекотало, тиликало.
Элеонора Леоновна на ночь умеркла; Терентий же Титыч, в халат запахнувшись, со свечкой стал «ничто», с той минуты, как он пожелал доброй ночи под лесенкой; Агния-баба – храпела.
Не червь древоточец ли?
Ухом прилипши к стене, он открыл слуховую вторую действительность; есть ведь в домах аберрации[6], приоткрывающие разворохи далекой квартиры, коль ухом случайно коснешься стены.
Как ударится:
– С кем ты спала?
И в семейную драму уткнешься: вопрос только – в чью?
____________________
Мой вопрос к архитектору:
– Вы, гражданин, понимаете ли, что у вас – телефонное место, откуда все то, что страдает и любит, проходит в ушную дыру через пар отопления? Взяли ли вы на