Яблокова, как потом неоднократно признавался Распутин, особенно случайным попутчикам, натолкнула его на мысль заниматься исцелением различных болезней. Благо, что он работал санитаром в Тюменской лечебнице. Но по его-то масштабам если лечить, то лечить массово всех, кто желает исцелиться и от всех болезней, с которыми к нему обращаются. Но и перед самой смертью, когда за плечами остались десятки тысяч «излеченных», не переставал наедине с собой недоумевать о глупости людской и доверчивости. Перефразируя известную поговорку, «покажи ему мизинец – он и излечится». Женский пол то он знал, по какой причине идут к нему. Пациентки все больше двух возрастов – в момент, когда бутон вот-вот распустится и тогда, когда он вот-вот сбросит свои лепестки, завянув. Сколько «лямура» вначале, еще нерастраченного, свежего, горячего и ласкового, как восходящее на юге солнце. Столько же его и в конце, уже нерастраченного, горячего, алчного, как заходящее солнце на юге, сжигающего в своих еще сильных лучах. Г. Е. Распутин постоянно перечитывал записки француза Дидерота (Дени Дидро – французский философ-просветитель, – Е.Ч.). Екатерине II, где он сообщал ей тайны человеческой души: «Во всякой женской душе непременно прячется монахиня, жаждущая падения… Всякая человеческая душа подобна механическому пианино – нужно знать только расположение ее клавиш и уметь на них играть».
Купчиха научила его, собственно, (за одну ночь!) и тому, что от него ничего не требуется, чтобы сильно воздействовать на людей, манипулировать ими. Необходимо только его присутствие. И он вспомнил слова молодой бурятки, излечившей его от тяжелой травмы головы. Она все приговаривала – «Я побуду с тобой рядом и тебе полегчает». И молча тихо сидела около него часами. И вспомнил он одного беглого, повстречавшегося ему за Байкалом – как только тот войдет в кабак, так бутылки с шампанским сами по себе начинают вскрываться. О таких в народе еще говорят – «от тебя молоко киснет». Трофим – звали этого мужика – оправдывался: «Я тут причем когда все, к чему бы