Акафист Григорию Распутину. Евгений Васильевич Черносвитов

в себя, как бога. Думаю, что он действительно периодически очень сильно ощущал себя Христом и это передавалось другим, его приближенным: и Александра Федоровна, и Анна Вырубова, и сам Николай II, называли его Христом не из-за большого к нему уважения (а последнее, конечно, имело место быть) и не для того, чтобы польститься (что нередко все они делали), а в силу внушения, которое шло к ним от Распутина. Натура раздвоенная, внутренне болезненная (все тот же результат кровосмешанных браков). Распутин невольно передавал свое сильное внутреннее напряжение окружающим. А это воспринималось, то как гипнотизм, то как магнетизм, то как аура или индусское биополе. На самом деле это было обычное психическое напряжение и непроизвольное индуцирование (психологическое заражение), легко поддающихся этому лиц.

      Как-то Распутин сказал: «…Когда мы получаем от господа какое-нибудь боголепие и его потопчем, то сделается в нас пустота, святыня не у места». Говорил он это под впечатлением о Бейруте, где Распутин побывал по пути в Иерусалим, где Георгий Победоносец сокрушил змия. Говорил он, конечно, не о себе. Но сказал о себе весьма точно.

      5. Одна приватная беседа между Распутиным, Бадмаевым и монахом Илиодором о странностях русской души или… абракадабра

      «Слово абракадабра давно известно в Европе и Азии. Еврейские магики вместо абракадабра принимали слово авракалан».

(И.П.Сахаров. «Сказания русского народа»).

      Распутин и Илиодор направились в гости к Бадмаеву, предварительно созвонившись с ним но телефону. Бадмаев принял их сегодня в своем доме на Невском (дом №4, вход со двора). Поднявшись на третий этаж по крутой лестнице с деревянными перилами, гости очутились на небольшой площадке перед тяжелой, обитой железом дверью. Три раза, как договорились с хозяином, крутанули звонок. После некоторой паузы дверь бесшумно стала отворятся кнаружи, оттесняя Распутина и монаха к самому краю лестничной площадки. За входной дверью оказалась еще одна дверь, покрытая тесненной кожей. Она была открыта вовнутрь квартиры. На высоком пороге между дверьми стоял Бадмаев, широкое лило его ласково и добродушно улыбалось. «Да какие гости к нам пожаловали, – встретил он Распутина и Идиодора, мягким жестом приглашая их войти, – Ну, проходите же, осматривайтесь. Чай будем пить, у меня тепло».

      Григорий Ефимович был в этой квартире впервые. Его привел Илиодор, который бывал здесь у Бадмаева неоднократно. Пришли просто так, пообщаться, попить чайку. В прихожей, большой и квадратной, Распутин осмотрелся. Скромно, чисто. Слева обычная вешалка с верхней одеждой. Справа зеркало в раме из красного дерева, по краям которого по бронзовому канделябру. Широкий простенок разделял двери – правая вела в гостиную, левая – в рабочий кабинет. От прихожей, вправо уходил длинный узкий коридор в подсобные комнаты. Влево – короткий, такой же узкий коридор, соединяющий прихожею