Вьющиеся волосы скрывали плечи девушки; всецело поглощенная своим занятием, она не слышала его шагов, как изваяние, с руками сжатыми в замок сидела на траве. У валуна-надгробия, среди разложенных тюльпанов лампадкой теплился перед киотом огонек. Это был свечи огарок: на деревянном, с потеком воска кругляше, та вся почти уже растаяла и догорала. От поднятого им будто ветерка остренькое пламя всколыхнулось, пыхнуло дымком и сжалось на увечном жгутике в горошину. Девушка прикрыла фитилёк ладонью, под пробивавшимся через ольху лучом блеснуло бирюзой кольцо. Нагнувшись, она что-то прошептала. Но тут же ее плечи вздрогнули, она, тихонько вскрикнув, обернулась. И он увидел в шалаше волос лицо, прелестно юное и гордое.
– Skąd pan tu? откуда вы?
Помедливши, его рука сняла с головы десантный берет с кокардой.
Так, перед могилой, – она у камня, на высаженном подле клевере, а он по-прежнему в своей засаде, они и познакомились.
Анжела была из Кракова, оканчивала школу там, – «liceum ogólnoksztaƚcące», как она сказала, все еще опасливо поглядывая с корточек и сразу же забывчиво переходя на свой родной язык. Но он не должен удивляться, увидев ее здесь, добавила она с серьезной миной, как оправдываясь: сейчас занятий нет, в лицее летние каникулы!
– Wakacje, rozumie pan?
Он подтвердил, что «разумеет». Затем, где, понимая, где, угадывая смысл оборотов ее речи, он также выяснил, что здесь она гостит у своей bardzo świetnej, bardzo drogiej полу-полячки родственницы и что на кладбище был похоронен ее дед.
Перед заброшенной часовенкой, не доходя отверстия в проломленной стене, они расстались. Движения стесняла парадно-выходная форма. При этом разговор не клеился, будто бы совсем не согласуясь с тем, о чем он размышлял. И встреча промелькнула перед ним как в дымке.
Наутро эта дымка разошлась, и он уже отчаянно ругал себя. Представить только, говорил он самому себе, едва открыв глаза на показавшейся ему чего-то очень неудобной, ляскающей койке в посапывавшей мирно и вразброд казарме: в самый «роковой момент» – уж тут он не жалел художественных красок! – девушка явилась как икона ниоткуда и снова канула как в никуда. Но кроме ее имени, которое уже не выходило из ума, он больше ничего, чтобы найти ее, не знал. Он вспоминал её бесхитростный вопрос, от изумления невинно и прельстительно раздвинутые, как для поцелуя губы; русалочьи как малахит глаза…