– И куда она подевалась? – спросила Лан.
Кайс снова оглянулся. Впервые за все время она видела его растерянным.
– Шалев часто заводила речь о том, как нанести поражение империи, – собственно, это было одной из причин ее изгнания. Шалев заявляла, что наш образ жизни следует насадить везде, – собственно, не она первая, за века существования нашего общества такие разговоры поднимались не однажды. Но Шалев хотела добиться этого силой, что противоречит нашим основным принципам. Так что, отвечая на твой вопрос, вынужден сказать, что она направилась куда-то в империю.
Кайс провожал ее в деревню, у обоих слегка кружилась голова от слабого местного алкоголя. Несмотря на то что было уже довольно поздно, воздух оставался влажен, и когда они ступили на твердую платформу, Лан опять приступила к Кайсу с расспросами.
– Почему ты помогаешь мне, Кайс? Я хочу знать. Я же никто, так зачем ты сделал это для меня? Пожалуйста, скажи честно.
– А вы настоящая эгоистка, леди, – все только о себе да о себе.
– Вот и нет. Наоборот, я хочу больше узнать о человеке, который мне помог. Когда я снова окажусь на другом конце Архипелага, то я хочу помнить, кто тот человек, которому я обязана новой жизнью и которого, может быть, никогда больше не увижу.
Кайс посмотрел на нее долгим взглядом и сделал ей знак войти. Она робко последовала за ним. Темнота отступила, когда он зажег лампу, и мягкий рассеянный свет согрел его взволнованное лицо.
Все внутри выглядело так, словно было вырезано из дерева – от пола до мебели. На стенах виднелись диаграммы с подробными изображениями человеческого тела, в одном углу прямо на полу высилась целая башня книг, ежеминутно грозя обрушением, пол в несколько слоев устилали листы бумаги. Из окна были видны темные кроны деревьев.
Он задернул шторы, прогоняя ночь, и запер на замок дверь – и тут Лан испугалась.
– Сядь, – коротко приказал он, и она упала в кресло у стола.
Он стоял перед ней, расстегивая белую рубаху. Сняв ее, он взялся за нижнюю сорочку.
Она застыла.
«Неужели он хочет меня обидеть?»
Очень медленно он стянул с себя сорочку и уронил ее на пол, на груду одежды.
У Лан упала челюсть.
Широкие шрамы покрывали его дельтовидные мышцы, между ними и пекторалиями вздувались какие-то пузыри – нет, присоски, одни как бугорки, другие вполне определенные по форме, хотя и покрытые человеческой кожей. Его тело было изменено. Его руки были куда светлее живота – они явно были чужими.
Пока она разглядывала его, он наблюдал за выражением ее лица. Заметив это, она начала бурно извиняться – кто-кто, а она не имела права так смотреть.
– Теперь ты все видела, – горько прошептал он. – Раньше я был… цефом. Когда-то я плавал под водой вместе с ними. Так что я хорошо понимаю, как