Путь святого. Джон Голсуорси

Грэтианой дело обстояло иначе. Он знал, что ему не миновать столкновения с ее мужем; характерно, что изменение, происшедшее в ней, – упадок ее веры, – он приписывал влиянию Джорджа, а не ее собственным, внезапно возникшим мыслям и чувствам. Он страшился этого столкновения и все же ждал его. Оно произошло на третий день, когда Лэрд уже начал поправляться и лежал на том самом диване, на котором Пирсон выслушивал признания Грэтианы в ее неверии. Он по-настоящему еще и не повидался с зятем – только заглядывал к нему в комнату, чтобы пожелать доброго утра. Молодого врача нельзя было назвать хрупким – широкое лицо, квадратный подбородок, тяжелые скулы, – но все-таки на нем оставила свой след отчаянная борьба, которую он перенес, и сердце Пирсона сжалось.

      – Ну, Джордж, – сказал он, – задали же вы нам страху! Я благодарю Бога за его милосердие.

      Этой почти машинальной фразой он как бы бессознательно бросил вызов Лэрду. Тот насмешливо посмотрел на него.

      – Значит, вы и в самом деле считаете, что Бог милосерден, сэр?

      – Не будем спорить, Джордж; вы еще недостаточно окрепли.

      – О! Я просто изнываю от желания вцепиться в этот вопрос.

      Пирсон посмотрел на Грэтиану и сказал мягко:

      – Милосердие Божие безгранично, и вы оба знаете, что это так.

      Лэрд, прежде чем ответить, тоже посмотрел на Грэ-тиану.

      – Милосердие Божие, наверно, стоит того же, что и милосердие людей. А как оно велико, об этом говорит нам война, сэр.

      Пирсон вспыхнул.

      – Мне не ясна ваша мысль, – сказал он с болью. – Как можете вы говорить такие вещи, когда вы сами только что… Нет! Я отказываюсь спорить, Джордж. Я отказываюсь.

      Лэрд подал знак Грэтиане, она подвинулась к нему, и он крепко сжал ей руку.

      – Хорошо. Тогда я буду спорить, – сказал он. – Меня просто распирает от желания поспорить. Я предлагаю вам, сэр, показать мне, есть ли в чем-либо, кроме человека, признаки милосердия. Материнская любовь не идет в счет: мать и дитя в основном одно и то же.

      Оба одновременно иронически усмехнулись.

      – Милый Джордж, разве человек не высшее создание Бога, а милосердие не высшее качество человека?

      – Нисколько. Если все геологическое время принять за одни сутки, то жизнь людей на Земле составила бы примерно две секунды; а еще через несколько секунд, когда люди уже исчезли бы с лица Земли, геологическое время продолжалось бы, пока Земля не стукнулась бы о что-нибудь и снова не превратилась в туманность. Бог был не так уж сильно занят, сэр, не правда ли? Всего две секунды из двадцати четырех часов – для человека, который есть его любимейшее создание! А что касается до милосердия и до того, что оно есть высшее качество человека, то это только современный стиль разговора. Наивысшее качество человека – это ощущение меры вещей, и только благодаря этому он выживает; а милосердие, если говорить логически, могло бы только его истребить. Это для него роскошь или побочный продукт.

      – Джордж,