Теория познания. Философия как оправдание абсолютов. В поисках causa finalis. Монография. Виктор Васильевич Ильин

духовной (предметной) сферы относится к мыслимому, а не натурно существующему. «Бытие» само по себе не есть предмет осязаемый, реальный; оно не сообщает материального (фактического) существования. Между тем в рассуждениях на абстрактно-концептуальном уровне «бытие» через набор субстантивных постулатов, постулатов значения вводится, приписывается. Так говорится о кварках, партонах, фридмонах, планкеонах, гравитонах, тахионах, торсионных полях и т. п. как о неких сущностях, наделяемых существованием. В «чистом», наиболее отрешенном, достаточно произвольном виде существование задается в математике и логике. Излишне доказывать, что изучающие возможные миры и опирающиеся при этом на аксиоматику указанные дисциплины зачастую никак не соотносятся с вещным натурно-практическим миром (нормированное пространство, где «нормируемость» равносильна наличию выпуклой ограниченной окрестности нуля).

      В когнициях, очевидно, оценивается не подлинный реальный мир, а некие его состояния, выражаемые в значимых для опыта понятиях. «Бытие есть понятие, а не существование», – настаивает Бердяев, борясь с натуралистической метафизикой, которая объективирует и гипостазирует процессы мысли, «выбрасывая их вовне и принимая их за «объективные» реальности»¹⁸.

      Представляющие предмет бердяевской критики «объективация», «гипостазирование» осмысливаются Фуко под фирмой «интерпретация». Интерпретация, отмечает он, никогда не может завершиться. Это потому, что не существует никакого «интерпретируемого»: «Не существует ничего абсолютно первичного, что подлежало бы интерпретации, так как все, в сущности, уже есть интерпретация, любой знак по своей природе есть не вещь, предлагающая себя для интерпретации, а интерпретация других знаков. Если угодно, не существует никакого interpretandum, которое не было уже interpretans. В интерпретации устанавливается скорее не отношение разъяснения, а отношение принуждения. Интерпретация не поясняет некий предмет, подлежащий интерпретированию и ей якобы пассивно отдающийся, она может лишь насильственно овладеть уже имеющейся интерпретацией и должна ее ниспровергнуть, перевернуть, сокрушить… Интерпретируется не то, что есть в означаемом, но, по сути дела, следующее: кто именно осуществил интерпретацию. Основное в интерпретации – сам интерпретатор…»¹⁹ (Сравнивая с высказанными ранее соображениями о символическом конструировании мира через выстраивание сценографий, социально конституируемых онтологий реальности²⁰).

      Используя мысль Бруно, применительно к бытию можно сказать так: бытие есть то, чем оно может быть, но не все то, чем оно может быть. «Бытие» в философии есть систематический свод идей о сущем, распадающемся на модусы: бытие в себе, бытие для себя, бытие для другого²¹.

      Различные модусы бытия имеют различное рефлективное воплощение. Бытие, взятое с позиций «возможного», осваивает наука, не изучающая реально данного мира. Мир науки – рационализированный, препарированный