– Что теперь?
– Надо её уговорить, чтобы она показала, где спрятана вода. Кто хочет пить, тот и уговаривает. Видишь на её спине бурое пятно? Его надо облизнуть.
– Это мерзко…
– Мерзко? То, что ты сделал с моим одеялом, было действительно мерзко. Если ты не хочешь пить, то мы пойдём обратно.
– Вы ведь не шутите так?
Эскуро пристально посмотрел мне в глаза и после минутной паузы снова рассмеялся своим безумным гортанным смехом.
– Нет, я не шучу.
Жаба раздулась, словно осознавала свою важность. Её тело липкое и тёплое на ощупь подрагивало, как свежий студень. В остальном она могла спорить с индейцем за право называться самым невозмутимым жителем пустыни.
– Ладно. Попробуем. Хуже не будет уже, – я присмотрелся к бугристой коже амфибии и увидел пятно.
Для действия потребовалось чуть больше времени. Скоро я смог собраться духом и распухшим от жажды языком коснулся жабы. В ответ послышалось утробное «ква». Я моргнул и ощутил непривычную лёгкость в голове.
– Иди на запад, за разбитой скалой ты найдёшь старый колодец. А теперь верни меня назад, – я бы мог поклясться, что чётко слышал каждое слово. И голос принадлежал сварливой старушке.
– Чего застыл? Ворчунья просит положить её обратно! – шаман рассерженно топнул ногой, а я, рассыпаясь в извинениях перед земноводным, поспешил положить жабу в её дневное укрытие.
– Она сказала, что нам нужно идти на запад…
– Я знаю, Джо. Я слышал.
– Но вы же не облизывали её спину?
– Это и не надо. Ты же это сделал и так. Ты её задобрил. А чтобы услышать жабу, нужны только уши. Идём.
Та часть меня, что по-прежнему цеплялась за логику, отказывалась воспринимать происходящее иначе, кроме как наркотический бред или транс. Я читал давно в одном из научных журналов, что некоторые виды лягушек выделяют фермент, который в больших концентрациях ядовит, но если дозу существенно убавить, то получится мощный анестетик с побочными психотропными свойствами. А может быть, старик загипнотизировал меня и решил от души посмеяться над доверчивым дурачком. Чтобы не случилось со мной, отступать уже было некуда.
Эскуро шёл рядом и в полголоса напевал слова своего языке. Ничего общего с пением это не имело и больше напоминало завывание старого пса. Изредка шаман останавливался и обращался ко мне.
– Ты их запомнишь. А потом поймёшь. Так это работает, Маленький Ворон.
– Что? Вы о песнях?
– Да, это слова динэ, нашего народа. Многое забыто. Но здесь земля ещё помнит, и она может учить. Твой друг, он умер плохо.
– Сэм?
– Да. Но его здесь держишь ты. Никто не учил тебя, что мертвецов нельзя возвращать, когда они встали на свою тропу и Великий Койот назвал их по имени?
– Я не понимаю.
Эскуро