Дело закручивалось круто и бескомпромиссно, никакими складам никого уже не уломать, бухгалтеру Задойных позвонили из центральной бухгалтерии, потребовав срочно с отчетом, прямо сообщив, чтобы оформлялся не пенсию.
Рядом крутилась уборщица, новость мгновенно разлеталась по Маевке, и пока Андриан Изтович возвращался с замирающим сердце и словно прощался с набегающими полями, контора снова была переполнена бабами и мужиками.
Передав Воронка конюху, Андриан поднимался по знакомым каждой щербинкой ступенькам, когда его обогнал встрепанный Данилка, и заорал во всю глотку, опережая управляющего:
– Не верили! Не сурьезно! А они весны не хотят дожидаться, как мне стало известно. Целинников-москвичей захотелось посмотреть, а мне – манатки складывай, и баста без всяких рассусоливаний. Он хоть исполняющий, Сергей Трифонович, а линию держит, вонючий говнюк! Ха-ха, Изотыч, мать твою поперек, если вдоль не берут! Давай, как цыгане, всем маевским гамузом куда глаза глядят. Вон староверы, говорят, когда в России стали ненужными, до Канады добрались… Хотя мне, между прочим, Колыханов у себя на первом отделении работенку непыльную предлагает.
В голос охнули заглянувшие по дороге домой жена Андриана Изотовича Таисия, заведующая родильным отделением фермы, и ее бессменная помощница Варвара Брыкина, в отношении которой предсказания наблюдательных старух все же сбылось минувшей осенней, работая на прицепе у Василия, соблазнила аппетитная и шустрая Настя Зырянова расслабившегося мужика, ни сном, ни духом не помышлявшего об измене. Что-то поспешно зашептала на ухо пожилой Хомутихе краснощекая Елька Камышева, прибежавшие в беспокойстве за мужьями, зашевелились полусонные мужики, взбалмошенные Нюркой и терпеливо ожидающие управляющего.
– Та-а-ак! Съездил, хмырь недожаренный, разузнал новые сплетни! – Обойдя Пашкина и усаживаясь за стол, Андриан Изотович, словно этого только дожидался, расслабившись, расплылся над столом, подался вперед рыхлым телом. – И что… прокатиться схотелось до зачумелой Канады? Так я устрою без всяких заморочек и за казенный счет.
Спружинив шею, Данилка смахнул с головы помятую меховую шапчонку работы местного мастера, перекинул, скомканную, из руки в руку, оскалился, словно загнанный волк, изогнулся дурашливо, не без намека на похабщину:
– Зачумелая или какая она там, тебе видней… А если приказано!
– Ну и мотай, тебя в расчет я никогда серьезно не брал, – устало и с натуженным облегчением произнес управляющий, невероятно изумив заявлением Данилку.
– Куды-ы? Это… Это, значит… И все, больше здеся не нужен?.. Не тронут – а то я для тебя на свете живу и небо копчу? – громче, визгливее вскрикнул Данилка, возвращаясь к прежней горячей мысли и словно бы оставляя без внимания обидное заявление