– Как моего помощника тракторной бригады, – пробурчал Андриан.
– Да не было там ничего, о чем ты подумал, Не было, я хорошо проверял, когда ты сообщил. Скорее, нервы сдали – три месяца на нарах при нашей баланде…
– Ни правых, ни виноватых, только праведные!
– Теперь виноватые все, но верить хочу! Верить, что прежнему не бывать. Хотя бы анонимки-доносы отойдут навсегда. Но если новый что-то закрутит!
– Народ пока с пониманием!
– Волна! Бархатная волна – это тоже политическая наука волну создавать! Дурной наш народ! Вернее, затурканный в генном начала и как ванька-встанька, что страшнее всего. Из рабства мы, Андриан, по жилам все рабское и, готовы любого, кто доброе слово скажет в защиту, на небеса вознести.
– Тезисы – как десять заповедей! – ворчит Андриан рассчитывая на другой и более откровенный разговор.
– Так слово – не дело, наше слово – пустышка. Знаешь какой анекдот ходил во время запрета про Сталина? «Товарищ Сталин – великий химик. Он из любого выдающегося государственного деятеля может сделать гавно, а из любого говна – выдающегося государственного деятеля».
Серьезного Решетников не сообщал, беспокоясь своим; намереваясь уходить, Андриан вяло спросил:
– Повышение не светит?
– Боюсь и пока не соглашаюсь! Особенно пугает массовая реабилитация, которая набирает обороты в закрытом масштабе. Политических – ладно! Но каких? Под гребенку?. Есть такие бандюги с прошлым, но – политические и ушлые на всякое… И к чему приведет, кто-нибудь думает?
– Матвей, не в службу, в дружбу… Про мать я кое-что нашел, помогли добрые люди, но и отца ведь здесь закрывали… Не уж никаких следов?
– Пленум скоро, – неопределенно сказал Решетников.
– И что? – насторожился Андриан.
– Услышишь! Целина! Крутой перелом!
Разгадки вскользь брошенному Решетниковым долго ждать не пришлось, долгоиграющая целинная эпопея, закрутилась в сентябре пленумом