Я кивнула.
– Теперь она вряд ли сможет сесть за руль. Я столько таких случаев видел за свою практику.
Доктор тяжело вздохнул.
– Этот несчастный случай подействовал как психический шок, именно он приведет (я так думаю, по крайней мере) к «физическому» отказу от вождения. Невропатическое развитие. Часто после травмы человек меняет свой образ жизни, привычки, у него появляются фобии. И нельзя объяснить это самой травмой или несчастным случаем. Нет, это только катализатор, предпосылкой же является патологическая структура личности, нерешенный или долгое время назревающий конфликт. В данном случае – боязнь потерять мужа из-за того, что она сначала не могла родить, а потом оказалась плохой матерью, и в то же время страх потерять хорошо оплачиваемую работу, которая ей нравилась и давала чувства независимости.
– И что теперь с ней будет?
– Ничего страшного. Вылечим. Только работу придется сменить. А более вероятно – сядет дома, станет воспитывать ребенка и ждать мужа с работы.
– А почему она так странно себя ведет?
– Ой, дорогуша, не забивайте Вы себе голову. Просто типичное психогенное сумеречное состояние после ушиба.
Могу себе представить свое лицо при этих словах. По крайней мере, его это развеселило, и он продолжил уже более бодро:
– Ложное слабоумие. В отличие от настоящего оно обратимо, то есть может быть устранено. Так что все в порядке, не переживайте. Надеюсь, она Вам будет не очень мешать.
Сказать по правде, она мне мешала, и даже очень. Но всего два дня. Потом её забрал домой муж, и я снова могла засыпать в тишине, а не под колыбельную монотонного шепота. И ночью меня больше не будили резкие крики ее кошмаров, которые будоражили еще две палаты, находящиеся по соседству, справа и слева от нашей.
А я подумала, что пусть бы я лучше бредила, но помнила, кто я и что. Меня угнетало мое беспомощное состояние. Еще больше меня угнетало то, что я сама ничего не могла сделать для того, чтобы от него избавиться. Мне приходилось ждать милости судьбы, которая бы вдруг решила сделать мне одолжение и помочь вспомнить все.
9.
Потянулись серые больничные будни. Я постепенно шла на поправку.
Джон не отходил от меня ни на шаг, иногда растерянно, иногда настойчиво пытаясь закрыть с моей помощью провалы в своей памяти. Я мало чем могла ему помочь, все-таки помнил он гораздо больше меня. Правда – только про себя. Он помнил, что был учителем, что у него была мать, которая незадолго до трагедии умерла. Он ясно помнил похороны, но не мог вспомнить, в каком именно месте они происходили. Он помнил свой дом, в котором он жил, как ему казалось, всю жизнь, но не мог вспомнить адрес.
– Ты знаешь, я до сих пор ощущаю под рукой гладкие перила на нашей лестнице, отполированные многими поколениями нашей семьи. Я помню, что у нас всегда была большая семья, помню дедушку,