И надо заметить, что схожая печальная судьба была характерна и для остальных участников этой троицы, может быть, только Ломоносову больше повезло, но и Михаил Васильевич, будучи происхождения незнатного, во многом повторил путь Тредиаковского. и над ним пытались подшутить. Достаточно вспомнить известную историю о том, как граф Шувалов, решив позабавить себя и знакомых, затеял в своем доме комедию «примирения» «российского Расина» (Сумарокова), с «российским Мальгербом» (Ломоносовым). Оскорбленный Ломоносов, возвратившись домой, написал своему покровителю знаменитое письмо: «Милостивый государь Иван Иванович. Никто в жизни меня больше не изобидел, как Ваше высокопревосходительство».
А Александр Петрович Сумароков, хоть и был из состоятельного дворянского рода, но рода не знатного и, как отмечал Пушкин, «был шутом у всех тогдашних вельмож: у Шувалова, у Панина; его дразнили, подстрекали и забавлялись его выходками. Фонвизин… забавлял знатных, передразнивая Александра Петровича в совершенстве. Державин исподтишка писал сатиры на Сумарокова и приезжал как ни в чем не бывало наслаждаться его бешенством».
Но самое печальное во всей этой истории то, что и сами наши герои – первые русские поэты – никогда не ладили между собой и пустяшно враждовали, писали друг на друга кляузы и пасквили:
Безбожник и ханжа, подметных писем враль!
Твой мерзкий склад давно и смех нам и печаль:
Печаль, что ты язык российский развращаешь,
А смех, что ты тем злом затмить достойных чаешь.
Это Ломоносов о Тредиаковском.
Под камнем сим лежит Фирс Фирсович Гомер,
Который пел, не знав галиматии мер.
Великого воспеть он мужа устремился,
Отважился, дерзнул, запел – и осрамился,
Оставив по себе потомству вечный смех.
Он море обещал, а вылилася лужа.
Прохожий! Возгласи к душе им пета мужа:
«Великая душа, прости вралю сей грех».
Это эпитафия Сумарокова – Ломоносову. Как видим, примирения не наступило даже после смерти одного из них.
Однако, вернемся на круги своя, к личности Василия Тредиаковского. Мы уже сказали о том, что его судьба во многом напоминала Ломоносовскую. Не будучи знатен и богат, что мог ожидать юный отрок? Сын астраханского священника, он скорее всего, пошел бы по стопам отца, став церковным служителем, если бы не огромная жажда знаний, если бы не петровская эпоха, властно вторгавшаяся в человеческие судьбы, пробуждая в молодых людях честолюбивые планы и мечты.
Лет семнадцати отроду Василий определяется в школу, основанную в Астрахани католиками-капуцинами для «прохождения словесных наук на латинском языке» Отношение к этим иноверцам у местного духовенства было враждебным, но школу отстоял астраханский губернатор Артемий Волынский. Таковы гримасы судеб – задолго до избиения «пииты Василья Тредиаковского», будущий кабинет-министр Анны Иоанновны невольно помогает своей жертве. Все тогда у Василия Кирилловича складывалось