– Вельможный пан Ян, – заговорил вдруг Рейневан. – Имею просьбу к вам. Прошу за двух этих рыцарей. Чтобы вы дали им свободу.
Магнат долго смотрел на него.
– Горн, – наконец сказал он, не отрывая взгляда. – Это и есть тот твой шпион?
– Он.
– Смел. Действительно стоит того, чтобы ему эта смелость сошла с рук?
– Стоит.
– Должен ли я, – фыркнул Ян из Краваж, – верить на слово?
– Если желаете, – Рейневан не опустил глаз, – можете оценить по фактам.
– И каких же? – насмешливо надул губы хозяин Йичина. – Сгораю от любопытства.
– Год Господен 1425, тринадцатое сентября, Силезия, цистерианская грангия[56] в Дембовце. Совет в овине. Напротив вас, пан Ян, сидел Готфрид Роденберг, крестоносец, войт[57] из Липы. Слева от вас – пан Пута из Частоловиц, клодзский староста. Справа – рыцарь с оленьим рогом на лентнере, похожим на герб Биберштайнов, только тинктуры другие.
– Пан Тас из Прусиновиц, – кивнул головой Ян из Краваж. – Ты хорошо запомнил. Почему же я тебя не помню?
– Я не был там с вами. Я был над вами. На чердаке. Откуда все видел и слышал. Каждое сказанное там слово.
Магнат молчал, покручивая черный ус.
– Ты прав, – сказал он наконец. – Истинно, можно оценить тебя по фактам. Я оценил и нахожу тебя недурным. Проворный ты сорвиголова, и должно быть имеет Табор выгоду из такой шельмы. Но моя выгода, господин шпион, тоже не шутка. От силезцев, за которых ты просишь, я имел бы какую-то пользу. Если отпущу их, пользы не будет. А отсутствие пользы – это убытки. Кто мне их покроет?
– Бог, – небрежно вставил Урбан Горн. – Которого временно замещает Прокоп, не зря прозванный Великим, director operationum Thaboritarum. Не будете в убытке, пан Ян, гарантирую вам.
– Твоя гарантия – речь ценная, – улыбнулся Ян из Краваж. – И в цене растущая. К тому же этот Рейневан мне приглянулся. С чердака нас тогда подглядывал и подслушивал, черти б меня взяли, в такой близости, что епископу Конраду мог сверху на тонзуру наплевать! А легату Орсини за ворот написать. Ох и хват, хоть и шпик. Так и быть, буду милосердным. Этих двоих отпускаю, пан Хелм. Остальных под стражу! И готовьтесь в дорогу, немедленно двигаемся в Йичин!
Пленников отвели. Гебхард Унгерат вопил и матерился, Гильберт плакал, лил слезы, не стыдясь. Пашко Рымбаба оглянулся.
– Рейнмар! – позвал он жалобно. – А я? Спаси и меня!
– Нет, Пашко.
– Но почему?
– Запрещено.
Рейневан вернулся к освобожденным, за которых он заступился: Эбервину фон Кранцу и похожему на херувимчика рыцарю. Кранц хмуро смотрел на него.
– Я знаю, – сказал он хрипло, – за что мне от тебя такая милость, Беляу. Рымбаба мне сказал. Давай