– ограниченная самостоятельность уголовного процесса усматривается в том, что он, продолжая быть прежде всего проводником, средством или формой карательной власти государства, наряду с этим, обслуживает и иные цели: защиту прав личности, ограждение невиновного от наказания, возмещение вреда и проч. (например, Н. М. Кропачев, В. Н. Шпилев, И. С. Крамской, З. В. Макарова, А. С. Барабаш, З. Л. Шхагапсоев, В. А. Горленко, А. Г. Гурбанов, И. Н. Кондрат, Н. Н. Михайлов167 и др.). «Сводить взаимоотношения уголовного и уголовно-процессуального отношения только к схеме “форма-содержание”, – пишет М. Н. Белов, – значит, значительно упрощать сущность раскрываемых понятий»168. Это воззрение покоится на осознании некоторого разрыва между уголовно-правовыми и уголовно-процессуальными отношениями.
Третий подход представляет процесс и материальное право в качестве двух независимых феноменов. Эта теория, в отличие от предыдущих, в принципе отрицает производность уголовного процесса от карательного материального права, усматривая в его существовании иные причины. Отношение уголовного права к процессу здесь рассматривается не только не как «посредственное исполнительство», но и вообще не как «соучастие». Сторонником этого подхода был в свое время Н. Н. Розин. Его убеждение состояло в том, что, основные процессуальные институты получают свои черты вовсе не из материального (уголовного и гражданского) права. Вопросы о подготовке судебного следствия, о доказательствах и т. п., писал он, также мало являются вопросами уголовного права, как и вопросами права гражданского. Н. Н. Розин считал ошибочным воззрение, в силу которого институты уголовного процесса извлекают начала свои из природы «материального» уголовного права. Преследуя вне его лежащие цели, процесс, тем не менее, живет собственной юридической жизнью, и отдельные моменты его определяются самостоятельными правовыми нормами169. Н. Н. Полянский по этому поводу замечал: «Если бы процесс имел своей целью, а тем более своею единственной целью, осуществление материального права государства на наказание, то законодатель и ограничивался бы тем, что наделял бы суд и его вспомогательные органы всеми полномочиями, нужными для энергичного осуществления репрессии. Этого не только не бывает, но этого и не может быть, ибо до тех пор, пока государственная власть, преследуя виновных, не знает никаких сдержек, пока обвиняемый не пользуется никакими формальными гарантиями, до тех пор вообще нет процесса, хотя государство и осуществляет свою карательную власть»170. Сторонниками излагаемой идеи, по свидетельству П. И. Люблинского, были также Э. Ферри, F. Hélie и Романьози171.
В отечественном праве среди авторов, отрицающих идею определяющего положения уголовного материального права по отношению к одноименному процессу,