Взаимосвязь уголовного и уголовно-процессуального права. Монография. Коллектив авторов

не «material law». При этом термин «substance» (субстанция) есть то, что существует в себе самом и благодаря самому себе, а не в другом и не благодаря другому¹⁴². Полагаем, что в английском языке это свойство уголовного права передано более точно – оно есть «содержательное», «сущностное» право, право «смысла», не требующее в качестве предпосылки существование другой отрасли, а обладающее самостоятельной, самодостаточной сутью, то есть право субстанциональное. В отличие от него, уголовно-процессуальное право – право процедурное, то есть право, предполагающее субстанциональное право в качестве предпосылки для построения собственных гипотез. «Материальной» же, в смысле обозначения явления, обладающего статусом объективной реальности по отношению к реальности субъективной (а именно это буквально и означает термин «материальное»), является, собственно, любая отрасль права.

      Разграничение внешнее проводится по месту нахождения норм. Согласно этому основанию те, что находятся в законе уголовно-процессуальном, предстают в качестве процессуальных норм, те, что в уголовном, соответственно материальными. Однако даже несмотря на развитость современной системы законодательства, и данный критерий является в значительной степени условным, поскольку законодателю не всегда удается правильно (насколько это вообще возможно) определить природу той или иной нормы или даже целого института. Л. Я. Таубер, например, применительно к институту частного обвинения писал: «То обстоятельство, что постановления о жалобе помещены в германском уголовном уложении, а не в уставе уголовного судопроизводства, не доказывает материального характера жалобы, ибо система закона не покоится на чисто научных началах и не предрешает выводов о научной природе известного института даже по этому самому закону»¹⁴³. Созвучной мнению Л. Я. Таубера является позиция современных авторов – В. Н. Баландина и А. А. Павлушиной: «Ответ на вопрос, что такое юридический процесс, не следует искать в содержании действующего законодательства, которое зачастую не отражает даже то, что является в науке непреложным. Думается, не действующее законодательство является мерилом истинности научного исследования, а наоборот»¹⁴⁴.

      Многие авторы сходятся на том, что природа нормы не меняется от ее местоположения (например, Ю. И. Мельников, Ю. Д. Рудкин, А. Д. Прошляков, З. А. Незнамова¹⁴⁵ и др.) и если материальная норма будет помещена в процессуальный закон, она не поменяет своей сути так же, как млекопитающее не станет рыбой только от того, что его поместили в аквариум. В этом смысле внешний критерий, безусловно, является второстепенным, формальным по отношению к внутреннему. Однако «материальность» этих норм еще не означает, что уголовный закон с радостью «распахнул бы свои объятия» для этих норм как «долгожданных блудных сыновей», если бы вдруг возникло желание просто уточнить их «место прописки». Еще Франц фон Лист писал о том, что «уголовное законодательство исходит из принципа, что в нем нет пробелов, и основывает