В скором времени – Барини Первый, князь Унганский. Не король лишь для того, чтобы понапрасну не дразнить Империю. Поначалу еще не пришло время плевать на нее с высокой башни, а потом как-то незаметно забылось само намерение сменить титул. Король, князь – какая разница! Важно, что независимый и сильный. Настолько сильный, что Империя, крепко получившая по носу, затихла и готовит новую войну исподволь, не решаясь начать немедленно.
Это она правильно делает.
Барини не знал, остался ли в живых хоть один человек, знавший этот тайный ход. Надеялся, что нет. Один тайный ход, ведущий из княжеской опочивальни, был известен доверенным слугам и уже потому не мог считаться тайным, а другой ход, начинающийся в одном из бесчисленных дворцовых коридоров за статуей первого унганского маркграфа Пигмона Обжоры, кажется, был забыт еще в стародавние времена. Нашел его Барини – почти случайно. Длинный ход, очень длинный и очень старый, но с прочной кладкой сводов. Он выводил далеко за внешнюю городскую стену в непролазные плавни у реки под меловым обрывом. Однажды ночью Барини загнал в плавни лодку – так, на всякий случай.
Слишком уж этот мир походил на Землю – точно так же не знал пощады к оступившемуся, будь тот хоть необузданно жесток и неутомим в пороках, хоть светел разумом, благороден душой и добр сердцем. Любому монарху, а узурпатору в особенности, должен время от времени сниться один и тот же сон: толпа, еще вчера благословлявшая его со слезами умиления, ныне ревет от восторга вокруг эшафота, вчерашнего владыку под барабанный бой ставят на колени, взмах, удар, и голова отскакивает от тела так резво, как будто давно мечтала о свободе. И новый, оглушительный, восторженный рев толпы!
И тут надо проснуться, желательно без крика, обтереть с себя пот, привести сердцебиение в норму и спросить себя: чего же ты хотел, мил-дружок? А? Разве не знал, во что ввязываешься? Не ври хоть сам себе – знал.
Знал, правда, и другое: была бы возможность – вернулся бы назад, на Землю, какова бы она ни была. Немедленно. Не оглядываясь. Зубами цеплялся бы за малейший шанс вернуться. Там было тошно, там был закат, а здесь рассвет перетекал в день, но разве с того легче?
Глупые мысли о несбыточном.
Кончено. Отрезано. Жить – здесь.
В одном месте ход имел ответвление в небольшую комнату со сводчатым потолком. Кому и зачем понадобилась она – оставалось только гадать. Пауки заплели паутиной все углы, а потом, вероятно, сдохли от недокорма,