Активного участия в организации школьных вечеров он не принимал, появлялся на них с фотоаппаратом и лампой-вспышкой.
Казалось, что его главное пристрастие – фотодело. Исаич организовал из нескольких учеников нашего класса фотокружок. Как руководителя кружка Солженицына отличала аккуратность, дополнявшаяся строгой бережливостью. Пробы для фотопечати нужно было брать небольших размеров, реактивы разводить в строго необходимых количествах, а, скажем, вылить использованный проявитель в канализацию с тем, чтобы при следующем проявлении развести новый считалось серьезным проступком25.
Приучая нас к аккуратности, Исаич придумывал правила, которые для легкости запоминания облекал в рифмованные строки, они висели на стенах небольшой комнаты, в которой располагался фотокружок. Одно из них помню:
Будь аккуратен исключительно,
Раствором чистым дорожа.
Воронка желтая – для проявителя,
Воронка красная – для фиксажа.
Задания, получаемые в фотокружке, необходимо было выполнять в оговоренный срок. Солженицын раздражался, когда кто-то отговаривался от выполнения его задания, например, подготовкой к контрольной работе.
– Надо ежедневно заниматься, тогда и не нужно будет готовиться, наспех штудируя все подряд.
Особенно иронизировал над подготовкой к сочинению. «У него завтра сочинение по Толстому – нужно подготовиться. Он что – собирается за ночь “Войну и мир” перечитать или все 90 томов академического собрания сочинений?!»
Вспоминал, что когда он учился, то никогда специально к контрольным работам не готовился. Признаю, что никто из его учеников не дотягивал до идеала Солженицына.
С фотокружком связан и небольшой инцидент. Александр Исаевич решил подготовить нам, десятиклассникам, смену. Нескольким ученикам седьмого класса дал задание изучить теорию фотодела, а потом сдать зачет, по результатам которого предполагалось сформировать молодое пополнение кружка. Было ясно, что примут всех, но Исаичу хотелось обставить прием солидно.
Когда он направлялся на этот зачет, ему на пути попался я, и он попросил меня быть членом «приемной комиссии». Я не возражал. Едва первый отвечающий стал рассказывать о способе приготовления проявителя дрожащим от волнения голосом, да так, словно параграф из учебника, меня начал разбирать предательский смех. Я начал острить, шаржировать экзаменуемого, и тут Исаич, хлопнув книгой по столу, сказал: «Все! Хватит. Член комиссии может быть свободен. Спасибо ему за помощь».
Смех слетел мгновенно, и покидал я фотолабораторию в настроении прескверном: теперь-то Исаич обидится