Незнакомая ванная комната. Всегда незнакомый запах этого помещения. Новый звук льющейся из крана воды. Непривычный запах мыла и шампуня. Незнакомое ощущение прикосновения ткани полотенца. И всегда долгое рассматривание своего тела в чужом зеркале. Словно, и оно тоже появлялось вместе со всем остальным здесь впервые перед его глазами и тоже было новым или, точнее, чужим! И даже полная известность того, что его ждало за этой дверью, не могло Хохрякова заставить в такие минуты торопиться. Он долго продолжал рассматривать себя с ног до головы, будто больше он сам себя уже не увидит или какая-то его часть навсегда останется в этом месте.
Повсюду только незнакомые вещи. Все чужое! Даже дышится через раз. Движения плавные и неторопливые, с оглядкой. Словно, он вор и проник сюда, чтобы что-то украсть. Вот ее постель. В сознании мелькает видение того, чем через несколько минут они будут здесь заниматься. На этом стуле будут небрежно валяться его вещи с трусами на самом верху, демонстрируя всему свету его законченную и бесстыдную наготу.
«До каких пор это все будет происходить? Неужели все так и будет продолжаться из раза в раз? Но, почему!? Зачем все это повторяется, словно, я на самом деле что-то ворую?», – спрашивал Хохряков сам у себя. И не слышал ответа.
Когда он увидел глаза, а в них прочитал мысли, Петра покоробило. Он угадал. Во взгляде Виктории была уже не нежность и не женская похоть! Это был взгляд зверя. Такой же холодный и злобный.
По спине у Петра пробежал холодок, но он пошел на опережение:
– Когда?
– Через неделю. Вот этот человек, – Виктория прошла к одному из мебельных ящиков и достала цветную фотографию. – Только постарайся запомнить, ее ты не получишь!
– Где и во сколько?
Из уст Хохрякова вылетали вопросы, которым он сам сильно удивлялся. Так же, как и своему самообладанию в эти мгновения, казавшимся полным бредом или галлюцинацией.
– Об этом узнаешь позже. От меня. Я тебя найду сама. А сейчас тебе надо уходить.
Возражать и, тем более, протестовать против такого поворота событий Петр не посмел. А требовать всего обещанного ею там, в гараже, он просто побоялся.
Как добирался к дому Колиушко Петр не помнил. Точнее, не мог вспомнить ни марки автомобиля, на котором его подвозили, ни лица того водителя, не, тем более, того, чем он расплатился. Все в его голове перемешалось. Этот винегрет был лишен только одного: понимания всего происходящего. Как не старался Хохряков постигнуть сумасбродность ситуации, в которой он сам и по своей воле оказался, все оставалось на своих местах. Какая-то сила даже сейчас заставляла быть готовым к исполнению приказа убить человека! Все остальное место за этой пульсирующей командой