На женщину никто не обращал внимания. Все были заняты прощанием с усопшим. Сослуживцами покойного даже было сказано несколько речей, междустрочный смысл которых сводился к одному: как здорово, что они не попали с ним на то, ставшее последним, задание.
И расходились от могилы все даже не поднимая на нее своих глаз. Вроде, этой посторонней женщины и не было на их пути вовсе!
Уже когда все для нее чужие расселись по своим местам и были заведены двигатели, она, не оборачиваясь назад, стала медленно подходить к свежему земляному холмику. Еще немного подождала, пока кладбищенские рабочие подравнивали могилу.
Долго стояла, когда осталась уже одна. Резко наклонилась и положила свой букет над тем местом, где глубоко в земле должны были быть ноги только что захороненного. Ее букет на могиле тоже был отдельно от других! И еще стояла с десяток минут, пока ей не посигналили из ее автомобиля. Не обернулась на первый призыв.
Только после второго, более настойчивого, резко обернулась и зашагала обратно. Подойдя к автомобилю, резко распахнула дверь и громко, вызывающе сказала:
– А я знаю! Это он! Он!!!
– Садись, пожалуйста…, – попросил спокойный мужской голос. – Пусть остается все, как ты считаешь правильным…
Тищенко вышел из оцепенения только когда уже перестал ощущать запах выхлопа дорогого бензина, отдающего абрикосовой косточкой. Следователь прокуратуры однозначно понял, что он стал случайным свидетелем чужого признания. Хотя слова той женщины не были прямым доказательством его неожиданного предположения, отмахиваться от них, как от беспочвенных ему было нельзя. Он чувствовал это. Поэтому машинально запомнил номерной знак «американца» на котором уехала незнакомка.
Борис вышел из-за своего укрытия, за которым его так никто и не заметил. Медленно стал приближаться к свежей могиле. Сырая глина на холмике почему-то напомнила ему детство. Точно из такого цвета глины был построен и дом его родителей. Как и большинство домов в его селе, в строительстве которых он часто принимал участие, вымешивая со своими друзьями голыми ногами глину, смешанную с соломой и коровьим навозом для лепки саманных кирпичей.
Здесь пахло свежевскопанной землей и еловой хвоей возложенных к могиле венков. На вершине холмика с черной ленточкой на углу стояла черно-белая фотография погибшего. Виталий Сергиенко на этом увеличенном с маленького фото и поэтому крупнозернистом и нечетком, улыбался.
Борис несколько минут стоял, осматривая место захоронения. Оно было обыкновенным. Кроме одной-единственой детали – того букета, лежащего особняком от всех остальных. Он присел на корточки рядом с этими, почти черными великолепными розами. Их было ровно десять штук. Среди нераспустившихся головок белел лоскуток картона.
Тищенко даже отдернул свою руку, так громко в кладбищенской тишине прозвучал хруст дорогого оберточного целлофана.