Мэри говорила, что Мервин едва не стал знаменитым спортсменом. Да и стал бы хорошим игроком, если бы не травма. Однако она не призналась, какой вид спорта то был, чтобы Купера затем не донимали вопросами. Но Мэри рассказала многое, и о том, как сильно ей нравятся драмы – судьбы простых, обычных людей. И вот, Мервин Купер вернулся на место, откуда когда-то его жизнь должна была пойти новым курсом. Но взамен этому она из года в год уносила его в прошлое, пока не оказался на прежнем месте. Мервин Купер – человек, научившийся смеяться над собой слишком поздно. И чем больше убегало дней, тем чаще Фрэнсис старался себя убеждать, что Мэри Лэмб была права.
Фрэнсис и раньше подозревал, заставая их за разговорами, что когда-то Мервин и Мэри были знакомы. Нет, Стейп не верил в судьбу, в предначертанное. Он знал: это всего лишь набор «случайных случайностей». Чувство зависти оставалась немо в нем. Этому одно дано, а другому иное, и последний, в отличие от первого, не в выигрыше. Однако игра уже начата.
Порой Стейп просто не понимал, почему все бывает настолько символично? Да, как в истории Мервина Купера.
Он хотел бы задать сейчас этот вопрос Мэри Лэмб. Старушка Мэри. Как она умела вести беседу. Скольких людей она помнила, скольких так тепло вспоминала, как интересно умела о них рассказывать. Теперешнее поколение этого не умеет. У теперешнего поколения нет на это времени. Сейчас запоминается другое, то, что черпается из цветных картинок. Но Фрэнсис считал, что эта озвучивание подмен ценностей, навязываемая прогрессом и нищетой разумов, не должно звучать, как обвинение. Это другое поколение, и, кажется, оно прочно застолбило за собой это название. От части «другое поколение» нарисовал компьютерный бум, который начался незадолго до пришествия нового тысячелетия. Тем не менее, было еще кое-что.
Но, так или иначе, следующее тысячелетие врезалась в людские сердца поистине чем-то новым и будто таким желанным.
Да, время нынче иное, и подстраиваясь под него, приходится жертвовать различными вещами. Вот только беда в том, что произносить последнее предложение можно было и пятьдесят и двадцать лет тому назад.
Фрэнсис Стейп. Прозрачность мысли – вот в чем была его истинная страсть. Быть простым. Конечно, любой может набраться всяких странных словечек и научится ими жонглировать. Но всякий жонглер приковывает взгляд пока его горящие факелы, отданные ловкости рук, то и дело взмывают вверх, однако приковывать взгляд должно не зрелище, а его смысл.