– Ты спокойно работай, – было сказано, – я его выращу. Тебя же уволят за частые бюллетени (она знала, чего дочка панически боялась). Держать такого сотрудника не будут. Приходите по субботам на целый день, хлебайте по полной, у няни выходные, а у меня лекции, в воскресенье я сама буду с ним.
Они обе (муж дочери удалился вскоре) вырастили из Марселя человека, раздираемого на части ревнивой любовью, школьника, а потом студента, которого мать свела с ума постоянными упоминаниями о дедовщине в армии, ежедневно звонила – не опаздывай на пары и сдавай сессии, а то загребут, это хуже лагеря.
А когда приходила, то делала это ранним утром, и всегда совала руку ему под одеяло, не мокро ли. С этим тоже не брали в армию.
Очень не хотелось психбольницы.
Наученный отцом по телефону, Марсель заявил в военкомате: «Я ссусь. Поняли? Ссусь».
Мать, разумеется, обвиняла бабушку во всех качествах выращенного юноши, причем при Марселе.
После первой же сессии с двумя несданными экзаменами Марсель перестал ходить в учебное заведение. Бабушка не могла опаздывать на свои лекции и убегала, так и не подняв ребенка с постели. Придя, она заставала порванные коробки от пиццы и коробочки от японских суши, мальчик заказывал по телефону еду, воруя у бабушки из заначки (недочет в шкафу под простынями был обнаружен и предъявлен, на что ребенок отвечал: «Есть хотел, а твое в холодильнике мне на фиг не нужно, я это не ем, суп твой поганый, а котлеты с картошкой надоели, поняла?»).
Была вызвана тяжелая артиллерия – мать. Она пришла, открыла дверь своим ключом и стала силком поднимать сына, к чему он не был готов. Он встал, хорошо, пошел на кухню, взял нож и лег с ним, держа лезвие на сгибе локтя. Стал кричать «не подходи». Немножко даже порезал себя, когда мать откинула одеяло. И вот тогда она вызвала психиатра.
Такова была история вопроса.
– А!!! – вдруг завизжал Марсель, причем на более высокой ноте. – Ты что, телефон отрубила? Ты ненормальная. Тебя надо убить. Я топор беру.
(Он с детства помнил, что у любимого деда есть топор. Бабушка давно избавилась от этого топора, муж, бывало, крепко выпивал, бывал не в себе, начинались семейные разборки, топор на всякий случай исчез, а дед в результате ушел к пьющей соседке, где быстро помер, все угрожая развестись, поделить жилплощадь и жениться, но не будучи способен на такие сложности.)
Вся тяжесть предыдущих анамнезов, вся история войн, оккупаций, голода и алкоголизма дедов-прадедов проснулись сейчас в несчастном ребенке, в его подсознании, и он неумелой, бессильной агрессией защищал свою жизнь,