А это север, тьма, все закрыто, спросил попутчиков, где можно остановиться, один мужик привел его к себе в спящий дом, в пятиэтажку, но наш путешественник остался в подъезде, не хотел никого обременять, он там перестоял у батареи до восьми и потом пошел к школе, стал ждать у раздевалки, объяснил, что приехал к дочери. Но, видно, пропустил ее, не узнал, за год девочка должна была измениться. Он пошел выяснять к директору, предъявил паспорт, девочка же была на его фамилию. И уже секретарша проводила беднягу в класс. Дочка при его появлении встала как перед учителем и начала плакать, стоя у парты. Потом она кинулась к нему, он заставил ее вернуться за учебниками – то есть вступил в права отцовства, чтобы дочь ничего не забывала. И по морозу, в северной тьме, они вдвоем пошли на работу к маме. Она увидела их двоих плачущих, быстро собралась, отвела их обратно в школу, больше, видно, было некуда податься в поселке, а сама исчезла. Она появилась спустя вечность с двумя чемоданами, двумя сумками и дочкиным рюкзаком, отец тут же все взял на себя, и они быстро пошли куда-то, оказалось к автобусу, и влезли туда последними. Там было только два места, девочка села к отцу на колени и сразу заснула, а ехать было семь часов. Добрались до города уже днем, хотя солнце уже зашло. Сели в автобус, приехали на вокзал точно к отправлению поезда. Проводница не хотела пускать всю семью, билет имелся только у отца, а в кассе вокзала все было продано. Тогда отец забрался в вагон и исчез, вернулся только с начальником поезда, показал ему дочь и жену, и их всех впустили. Отец, видно, заплатил, ему дали сидячее место в общем вагоне. Мать с девочкой устроились на одной полке в плацкартном вагоне, хорошо, что она была нижняя. Спали валетиком. Утром отец пришел к ним и повел в вагон-ресторан завтракать, семья ведь сутки не ела. Перед тем мать всех заставила умыться, на троих было одно казенное полотенчико, но вытереться хватило. То есть уже вступила в силу семейная дисциплина, за которой хозяйка должна следить. Поели чинно и благородно за столиком в вагоне-ресторане, день провели сидя на своей полке, сходили пообедали снова туда же, в царство скатертей и бумажных салфеток. Говорили мало, только с ребенком. Девочка все время сидела у отца на руках, чаще всего она спала. Муж и жена избегали смотреть друг на друга, стеснялись. Когда проехали северные области и началась средняя полоса, отец бегал покупать еду на остановках, и ели уже не в ресторане, а за своим маленьким столиком. Удавалось купить еще теплые пироги с капустой, соленые огурчики, вареную картошку, один раз посчастливилось приобрести рыбный пирог. Все это прекрасно шло под горячий сладкий чай. Девочка трещала «папа-папа-папа», взрослые говорили только по необходимости, не видели друг друга, хотя сидели рядом, тесно, потому что к ним пристраивался еще и человек с верхней полки, спускался вниз, имел право. На третью ночь они приехали на родину, отец нес ребенка и чемодан, мать остальное. Сели в такси,