В Ласко́ве только Сенька Макаров, муж Груни, оказался с зелёными. Наш папаша и Егор Бобкин, тогда еще холостые, были мобилизованы красными. Папаша в 1917 году жил в Петрограде, после октябрьской революции приехал домой, чтобы пережить смутное время в деревне.
На царскую службу призывали в возрасте 22 лет. Папаша от призыва в 1912 году был освобождён как единственный сын у родителей (был такой закон). Призыв на войну в 1914 году снова обошёл его стороной – его оставили, чтобы не порушить хозяйство (и такой закон был).
В Петрограде отец жил только зимой, чтобы заработать деньги для хозяйства да справить себе и сёстрам что-нибудь из одежды. Работал он на кожевенном заводе Брусницына (после революции – завод имени Радищева).
Летом 18-го года отряд красных, в котором оказался Василий Алексеев, стоял в деревне Вёска Новоржевского уезда. Двадцативосьмилетний Васька вместе с другими бойцами изучал военное дело, нёс караульную службу, чистил винтовку. Отряд, видимо, долго стоял в Вёске, потому что иногда Василия ходили навещать сестра Марфа и двоюродный брат Ваня Мишин. У девятнадцатилетней Марфы к тому же в отряде был знакомый.
Как-то раз объявили срочное построение:
– Стро-оиться! В одну шеренгу станови-и-сь!
Пока собирались и строились, рассказывал потом папаша, он не заметил рядом с командиром бабу, а увидел её только тогда, когда командир вместе с ней пошли вдоль шеренги и стали всматриваться в лица бойцов.
– Этот? – спрашивал командир.
– Не-е, – отвечала она.
Шли дальше.
– Этот?
– Не-е.
Бойцы стали переговариваться.
– Кого ищут?
– Свинью, вишь, у нее зарезали и унесли.
“Ну, меня это не касается”, – подумал Василий. А виновного продолжают искать. Подошли к Василию.
– Этот?
Баба смотрит, смотрит.
– Этот… оду́ма. Рыжий.
– Рыжий? Хорошо помнишь?
– Ага. Рыжий.
Командир выхватил револьвер:
– Под расстрел! Убью!
Баба заплакала. А у Васьки язык отняло. Погиб, подумалось, ни за что, и дома не узнают.
(А виновный – им был Митька из Красноле́нова – смылся. Я потом, в начале пятидесятых годов с ним познакомился. Да, он похож на папашу, волосы рыжие, лицо тоже с оспинками, только ростом пониже.)
Конвоир сопроводил арестованного Алексеева Василия в какой-то амбар. Там, в ожидании своей участи, уже лежали на нарах люди.
Лёг на нары и Васька. Говорить не хотелось. В думах были воспоминания о родных, о доме, прощание с жизнью. От обиды на несправедливость душили слезы.
Так прошло несколько дней. Василия не вызывали. Каждый раз, когда гремел замок, он думал, что пришли за ним. Но уводили других. Уходя, они прощались, просили, если кто останется жив, сообщить домой.
Не знал Василий, что об его аресте кто-то сообщил в Ласко́во, и уже несколько дней за него бились в Вёске Марфа и Ваня Мишин. Они были уверены, что Васька невиновен, знали, что не мог