– Это на эвакуацию вызывают “ходячих”, – пояснил мне, заметив мой недоумённый взгляд, рядом сидящий солдат с забинтованной рукой, неестественно торчащей из-под накинутой на одно плечо шинели.
Вскоре, действительно, последовала команда выходить на улицу всем, кого вызывала сестра. Во дворе госпиталя нам приказали забираться в открытые грузовики и, когда мы, помогая друг другу, набились в совершенно не приспособленные для перевозки людей кузова, куда-то повезли по безлюдным в ранний час улицам Курска. Вот и вокзал. Но грузовики мчат дальше. Вскоре среди ровного заснеженного поля показалось несколько самолётов – транспортных “дугласов”, – к которым уверенно подкатил вёзший нас грузовик. “Быстро, быстро выбирайтесь!” – торопила сопровождавшая нас медицинская сестра.
А торопиться, действительно, было нужно. Послышалась дробь пулемётных очередей, и один стоявший поблизости самолёт вспыхнул. Тут только мы увидели в небе два немецких истребителя, с хорошо заметными крестами на крыльях. Завершив обстрел, они заходили для повторной атаки. Так же быстро, поминутно посматривая вверх, мы забрались по шаткой стремянке внутрь самолёта. Пилоты захлопнули с треском люк и, приказав нам всем лечь на пол, прогромыхали в своей лётной амуниции в носовой отсек. Мотор взвыл, и самолёт, подпрыгивая на неровностях, покатил по заснеженному полю аэродрома. Потом тряска прекратилась, и мы полетели. Не успел самолёт набрать высоту, как вновь зазвучали пулемётные очереди. Один из членов экипажа стремглав выскочил из носового отсека, вскочил на валявшийся в центре фюзеляжа ящик из-под какого-то военного снаряжения и, всунув голову в проделанное сверху в корпусе самолёта круглое отверстие, начал садить из укреплённого на турели пулемёта. Мы все – покалеченные пассажиры – лежали ничком на полу и безропотно ждали своей участи. Вскоре, однако, пальба прекратилась. Самолёт, слегка подрагивая, продолжал полёт, а мы, немного осмелев, начали осваиваться в непривычной обстановке.
Это был мой первый в жизни полёт. Только что пережитые волнения и тревоги отступили. Выглянув в иллюминатор, я впервые увидел с высоты птичьего полёта землю в лёгкой дымке, словно на дне гигантского прозрачного водоёма. Всё внизу казалось застывшим и оцепеневшим. Редкие крестьянские сани, запряжённые лошадьми, отдельные фигурки людей казались неподвижно стоящими, и даже товарный состав на еле заметной ниточке железной дороги был абсолютно недвижим. Только вся панорама, развёртывающаяся внизу перед глазами, медленно уплывала назад – туда, откуда мы только что улетели. Отсюда, с высоты наплывающих на самолёт призрачных облаков, казалось, что там, внизу, всё пребывало в спокойствии и умиротворении, и не верилось в бушующее на земле лихо…
…В этот момент мои воспоминания были бесцеремонно прерваны появившимся передо мной подносом со стандартным авиационным завтраком, виртуозно опущенным как бы с небес неслышно подошедшей миловидной