Барбара стояла у камина, прислонясь белыми плечами к резному мрамору, заложив руки за спину и опустив глаза. Время от времени ровные брови ее подергивались, губы вздрагивали, с них слетал легкий вздох, а потом на мгновение вспыхивала тотчас подавляемая улыбка. Она одна не принимала участия в разговоре – юность познавала жизнь; и о мыслях ее можно было судить по тому, как ровно дышала ее юная грудь, досадливо хмурились брови, по опущенным долу синим глазам излучавшим тихое неугасимое сияние.
– Будь он такой, как все! – со вздохом сказала леди Вэллис. – А то ведь он способен жениться на ней просто из духа противоречия.
– Что?! – вырвалось у леди Кастерли.
– Вы ее не видели, дорогая. Она, к несчастью, очень привлекательна… такое прелестное лицо.
– По-моему, мама, если развода потребовал муж, Юстас на ней не женится, – тихо сказала Агата.
– Вот это верно, – пробормотала леди Вэллис. – Будем надеяться на лучшее!
– Неужели вы даже не знаете, кто требовал развода? – спросила леди Кастерли.
– Видите ли, священник говорит, что развода требовала она. Но он слишком добрая душа; быть может, Агата не зря надеется!
– Ненавижу неопределенность. Почему никто не спросят ее самое?
– Вот вы пойдете со мной, бабушка, и спросите ее; лучше вас никто этого не сделает.
Леди Кастерли подняла глаза.
– Там видно будет, – сказала она.
Когда она смотрела на Барбару, ее строгий, оценивающий взгляд смягчался. Как и все прочие, она не могла не баловать Барбару. Она верила, что ее сословие избрано самим богом, и любила Барбару, как воплощение совершенства. И хоть ей несвойственно было кем-либо