Он сочинял свои необыкновенно увлекательные, хотя и беглые романы, проштудировав предварительно всю литературу по теме: если о римских сановных интриганах – то римскую, если об узаконенном и утонченном проституировании светских дам, то придворную и светскую («Мария Лусьева». «Марья Лусьева за границей»). Глубокая эрудиция и серьезный тон делали его прозу еще и познавательной, а это уже немало. Проигрывая в теплоте и субъективности оценок своим приятелям – Горькому, Леониду Андрееву, Бунину, он безусловно выигрывал у них в эпике и разнообразии тем.
У беллетриста Амфитеатрова много симпатичных черт: он благороден без опрощения, не натуралистичен и не груб, даже если описывает радения хлыстов. И что самое чарующее, совершенно аполитичен; во всяком случае, в этих двух томах – ни одного суждения о политике, только прекрасная словесность. И, разумеется, по силе темперамента, стилистическому изяществу и вдохновению он превосходит демократических литераторов, которые писали о том же (например, Сологуба с его передоновщиной и навьими чарами).
Говорят, бумага офсет №1, на которой ныне издают, не желтеет двести лет. Как раз тот срок, пока Амфитеатров будет интересен не только специалистам.
8. Доступность гениев
Иза Красикова. Пророк и Сивилла (Пушкин и Цветаева). Политеизм Пушкина и Цветаевой как необходимость их творческой свободы: художественно-исследовательское эссе. – М: РИФ «Рой», 2004. – 184 с., ил.
Откуда берется и чем обусловлена пророческая способность в большом поэте – проблема вроде бы узкая. Будучи крещен и приняв христианскую кончину, Пушкин все же обладал развитым дионисийским и аполлоническим началом, а в отрицании. Случалось, заходил даже дальше своих учителей – легкомысленных французов Вольтера и Парни. Разбирая стихотворение «Пророк», исследовательницы выводит, что, пожалуй, политеизм – самое точное определение позиции Пушкина в вопросах веры.
Аналогичный прием применен и в отношении Марины Цветаевой – только проанализирован соответственно ее славянский языческий пантеон. Участь Сивиллы, не понятой современниками, действительно была уготована Марине Ивановне.
Изящно и с большим тактом Иза Красикова сопоставляет тексты Библии, Корана, самого Пушкина и пушкинистов, как бы оправдывая литературоведчески столь шаткую, в моральном плане, позицию поэта. «Гений – это загадочно, высоко, необъяснимо, отстраненно. Но когда открывается нам нараспашку мятущаяся душа с такими же, как у нас, „человеков“, сомнениями, с таким же, иногда возникающим, непостоянством порывов, желаний, мы принимаем обладателя этой души как родное и понятное явление на свете, понимаем как самих себя».
Книга будет ценна в педагогической практике, потому что написана в ровном, благожелательном, «учительном» тоне.
Конечно, Пушкин,