– Это спаржа без головки! Главного зачинщика вам не удалось поймать.
– А вот и зачинщик! – крикнул Гаусвальд, подходя к нему из боковой аллеи вместе со своим спутником. – Я должен поставить на вид начальнику патруля, задержавшего наших товарищей, что если здесь и следует кого-нибудь арестовать, то никак не нас, а дворецкого его сиятельства, только что употребившего непристойное сравнение со спаржей без головы. Этот дворецкий приказал своим лакеям напасть и избить нас, мирных и безобидных студентов.
Дворецкий скривил рот в ироническую улыбку и воскликнул:
– Однако! Довольно смело, с вашей стороны, добровольно отдаться мне в руки. Вы отважны, как ястреб. Но знаете, что в ястребе лучше всего? То, что его можно подстрелить.
– Это еще что за пошлая шутка? Эх вы, ливрейный шутник!
Дворецкий не ответил на этот выпад и обратился прямо к унтер-офицеру, командовавшему патрулем, и приказал увести арестованных. Студенты разразились негодующими протестами, но старый щетинистый унтер сразу оборвал их:
– Ну, вы там, зеленоротые! Не тратьте даром пороха! Окружить их! Штыки наперевес! Левое плечо вперед… ша-го-ооо-м марш!
Студенты, которым угрожали солдатские штыки, волей-неволей были вынуждены двинуться вперед и следовать вместе с отрядом, плотным кольцом окружившим их со всех сторон, но подчинились этой неожиданной участи далеко не без угроз и протестов.
– Мы еще увидимся с вами, господин Ример, – крикнул дворецкому Гаусвальд. – Вы еще попляшете у нас!
– Н-да-с, – буркнул своим глубоким басом Вестмайер, – вы попляшете, а мы сыграем. Но только тогда нашими инструментами будут уже не скрипки и трубы, а палки и хлысты.
– О, господа солдаты, – завопил Биндер, отпустите меня, голубчики! Я всегда отличался скромным поведением и набожностью! Я по неведению попал в компанию этих сорванцов!
– Стыдись! – сказал ему Лахнер. – Гораций говорит в оде к Делию: «Храни достоинство своей души как в счастье, так и в несчастье».
– Мне не пристало почерпать нравственные правила у язычника! – раздраженно крикнул Биндер и снова продолжал вопить: – Я невиновен, клянусь вам! Отпустите меня… ведь у вас останутся те трое!
Когда студенты проходили вместе с патрулем через ворота замка, старый солдат шутливо сказал Лахнеру:
– Глядите-ка, студенты, выход-то здесь. Чего же было через стену-то бросаться.
– Не заметили, – ответил тот. – А скажите, пожалуйста, куда вы нас ведете?
– Туда, где раки зимуют.
– А где это будет?
– Там, где звонят в колокола из телячьей кожи.
Через четверть часа злосчастные музыканты увидали перед собою здание кордегардии[8].
– Ну-с, милейший, – сказал Лахнер лежавшему рядом с ним Гаусвальду, – все так и случилось, как я пророчил. Мы лежим на деревянном настиле, вульгарно именуемом нарами…