Свидание Анастасии и Долли не удалось: не утешило нежных родителей и не развеселило красавицу. Войдя, Долли увидал божественное создание, глубоко погруженное в чтение книги (она держала ее вверх ногами); она вздрогнула при его неожиданном появлении и сказала, что это очень любезно с его стороны.
Радужному лакею было отдано приказание доложить мамаше, что пожаловал мистер Икль, но мамаша, слушавшая под дверями, сочла за лучшее не мешать разговору молодых людей. Она терпеливо ждала, и когда Долли уехал, кинулась к детищу, повторяя задыхающимся голосом:
– Что? Что? Что?
Анастасия была раздражена. Она презрительно ответила:
– У нас был преприятный разговор: мы, главным образом, толковали о его рте.
– Господь Бог мой! – воскликнула мамаша. – Что за умовредный человек! Но каков он был вообще?
– Он точно боялся меня и думал как бы сбежать. Я напрасно старалась переменить разговор: он всё сводил его к своему мизерному рту!
Она была так сердита, что не будь у Долли 1.200 фунтов годового дохода, она отправила бы недогадливого простачка на все четыре стороны.
Но побежден окончательно Долли был при втором свидании. Я это понял, как только пришел к нему и взглянул на него. Он быть ласков донельзя, шерри явилось передо мною в мгновенье ока; я молча сидел и ждал его исповеди. Он не знал, как завести речь, и начал ходить взад и вперед по комнате, ступая по пестрому ковру так, чтобы нога непременно попадала только в голубую клетку. Нервные люди, когда чем-нибудь сильно взволнованы, всегда прибегают к каким-нибудь противоволнующим средствам. Один мой знакомый, говоря мне о болезни ребенка, съел весь ноготь большого пальца; другой знакомый, в случае сильного возбуждения чувств, таскает себя неистово за бакенбарды. Некоторые дергают себя жестоко за нос; другие кусают себе губы; у иных бывают конвульсии. Долли так старался попадать в голубые клетки, что ослабел от усилий и на лбу у него показались капли нота. Ножки его выделывали разные быстрые па, и скользили, как угри; его лицо было торжественно, как у мусульманина. Напрасно я, время от времени, говорил: "какова сегодня жара, Долли, а?" или спрашивал: "что нового, Долли?" Он, казалось, не слыхал меня и не замечал. К счастью он, наконец, сбился с голубой клетки и опомнился.
Тогда он покраснел и начал:
– Да, сегодня очень жарко; новостей нет; но я хочу попросить у вас совета, дорогой мой Джек. А вы, пожалуйста, надо мной не смейтесь!
Самое верное средство заставить человека смеяться – это попросить его не смеяться.
– Начинайте, дружище, – ответил я, совершенно готовый надорвать бока от хохоту.
Он начал.
– Как вы думаете, – сказал он, торжественным тоном – высокий рост имеет большую важность?
Я еще не успел выговорить: "никакой важности!" как он уже продолжал:
– Думаете