Мамаша покачала только головою и глубоко вздохнула. Адольфус был словно поражен громом.
– Постоянное волнение истомляло ее, – продолжал отец, мрачно сдвигая брови. – Она похожа на мать: сегодня на вид крепка и здорова, а нельзя поручаться, что завтра поутру она не будет лежать на столе!
Это неприятное замечание передернуло мистрисс де-Кад, хотя она и пользовалась превосходным здоровьем. Желая переменить предмет разговора, она поспешно сказала:
– Как трудно было уговорить Стаси!
– Я знал это, моя милая, – отвечал дантист. – Оставить дом, отца, мать – ведь это страшно волнует ее! Она необыкновенно чувствительная девушка, Адольфус! Добра, как ангел и любяща, как дитя!
– Ах, помните вы ту бедную женщину? – сказала мистрисс де-Кад. – Помните?
– A! несчастную негритянку, мой милая? Вообразите, Адольфус, вид этой отверженной так подействовал на Стаси, что она чуть не заболела; я должен был остановить ее силою, иначе она отдала бы всё, что у неё есть, этой несчастной женщине.
Это и другие доказательства мягкости нрава мисс Анастасии глубоко трогали Долли. Он повертывался всем корпусом то к папаше, то к мамаше, смотрел на них счастливыми глазами и только произносил: о! о! о!
Когда старый де-Кад нашел, что Долли достаточно растроган и следовательно расположен к великодушным и необдуманным поступкам, он вдруг вспомнил, что Анастасию все оставили на жертву собственным мыслям, и послал мать успокаивать неопытную красавицу.
Робкий Долли почувствовал смущение, оставшись наедине с дантистом.
«Что он хочет мне сказать?» – думал невинный человечек.
– Через десять дней! – проговорил дантист. – Боже мой! Трудно все устроить в такое короткое время!
– Неужели?
– Очень трудно. Надо спешить.
– Конечно, надо спешить! – с одушевлением заметил Долли.
– Мистрисс де-Кад говорила с вами относительно приданого дочери?
– Нет! – произнес он с изумлением, когда Долли в ответ покачал отрицательно головой. – Ах, женщины ничего не смыслят в серьёзных делах!
Долли улыбнулся, потому что де-Кад улыбался, – из учтивости, а не от веселья.
– Я, конечно, не считаю богатства непременным условием счастия, – продолжал дантист.
– О, разумеется! – с жаром воскликнул Долли.
– Это часто только лишняя обуза для любящих сердец.
– Несомненно, – отвечал Долли.
– Я даже в этом уверен! – сказал старый плут. – Впрочем, Адольфус, я вовсе не ханжа. Я не восстаю против пользование земными благами, против блогодетельного влияния богатства на окружающую нас среду. Это наполняет и украшает жизнь! Вы имеете намерение застраховать свою жизнь?
– Если Анастасия этого захочет… – отвечал несколько ошеломленный крошка.
– Это мы после обсудим вместе, – спокойно сказал дантист. – Вы, конечно, знаете, Адольфус, что моя дочь получит свою часть только после моей смерти?
Великодушный простофиля